Он еще раз покраснел, допил чай, но быстро успокоился. В конце концов его сестра переехала в Париж. Она стала посещать... господ, которые работали в кино, а они обещали ей блестящее будущее в кино, и она начала сниматься в небольших фильмах.
– Какого рода фильмах? Вы можете вспомнить название хотя бы нескольких?
Он не знал, куда деть свои красные руки.
– "Запретные ласки", – подсказал я.
– Да, но она оставалась...
– Чистой, я знаю. – Я попытался улыбнуться, так как он, видимо, очень переживал и совсем не виноват в том, что дурак. – Можете не утомляться, – сказал я. – Я знаю, в каких фильмах она играла. Но ведь нужно же с чего-то начинать свою карьеру.
– Я был против, – уточнил он. – Но поскольку она оставалась чистой...
– А если даже и нет. Разве вы станете упрекать ее за любовную интрижку?
– Но я уверен, что этого не было. Она бы рассказала мне.
– Вы часто ее видели?
– Она приезжала к нам в Курвилль, а иногда я проведывал ее в Париже. Она привозила нам с мамой подарки. Когда она не могла к нам приехать, она посылала нам деньги. Вы понимаете, каким она была человеком?
– Хорошим, – вздохнул я.
– Лучше, чем вы думаете, – сказал он, глядя мне прямо в глаза, и мне тяжело было выдерживать этот взгляд, потому что она умерла, и довольно странным образом.
– Хорошо, – согласился я, – чего вы ждете от меня?
Хейман отошел от окна, и подошел к нам.
– Жерар Сержан обратился в полицию, и с ним там очень скверно обошлись. Он может вам сообщить некоторые важные сведения и имена. Он считает, что если он их представит полиции, то из этого ничего не выйдет, так как дело будет замято.
– Да, – подтвердил Жерар Сержан, – дело в том, что все они связаны между собой.
– Кто «они»? – спросил я.
Он сделал неопределенный жест.
– Иностранцы, – сказал Хейман. – Наш молодой друг считает, что во Франции всем заправляют евреи. Вот в чем дело.
– Я этого не говорил! – воскликнул брат Луизы.
– Поэтому, – продолжал Хейман, не обращая на него внимания, – я посоветовал ему обратиться к вам, как истинному французу и бывшему жандарму, который ушел из полиции, чтобы посвятить себя борьбе за очищение общества.
Я холодно посмотрел на него, но он не унимался.
– Я предупредил нашего друга, что вы берете дорого, – сказал он, – но ему это неважно. Он прекрасно понимает, что это плата, за неподкупность.
– И потом, это ради сестры, – добавил Жерар Сержан. – Я не постою за ценой, чтобы отомстить за нее.
Хейман уселся между нами. Он почти не давал мне вставить слово.
– Я объяснил ему, что вы работаете по заранее установленной таксе. Я сказал, что вы берете три тысячи пятьсот франков в качестве аванса, а остальная сумма будет зависеть от результатов расследования.
Он сошел с ума. Я открыл рот.
– Плюс все расходы, связанные со следствием, – продолжал Хейман.
– Я сейчас же выпишу вам чек, – сказал Жерар Сержан.
Я закрыл рот.
– Мы спустимся в ваш кабинет, – предложил Хейман. – Сержан выпишет чек, а после этого сообщит нам все сведения и имена.
Молодой человек встал. Он смотрел на мир с энтузиазмом. Я тоже встал. Хейман ущипнул меня за руку. Я посмотрел на него и пожал плечами. Мы попрощались со Станиславским, а затем спустились ко мне.
Глава 10
Жерар Сержан ушел, а Хейман остался. У меня в кармане был чек на три тысячи пятьсот франков, и я должен был держать брата убитой в курсе дела и звонить ему в отель, как только у меня будут новости. Мне самому было любопытно знать, какие меня поджидают новости и когда.
Согласно версии брата, все было предельно просто: один из шести или семи шалопаев, увивающихся за его сестрой, захотел с ней переспать, но, ничего не добившись, убил ее.
– Это маловероятно, – сказал я вслух.
– Разумеется, – согласился Хейман.
Он прислонился к подоконнику и смотрел на меня, прищурившись, как кот.
– Вы негодяй, – заметил я.
– Почему? Потому что я помогаю вам подоить этого подонка?
– Он сопляк.
– Вот именно такие сопляки и шли работать в милицию[1]. Вы слишком молоды, чтобы помнить это, но я помню.
Он сказал это таким тоном, что я понял, что сейчас не стоит его расспрашивать о том, какая существует связь между ним и милицией, либо между милицией и ним, либо кем-нибудь из его семьи или друзей. Я задам ему этот вопрос позже или никогда.
– Меня удивляет, – сказал Хейман, – что он не верит в то, что его сестру зарезала Мемфис Шарль.
– Быть может, он просто не знает о ее существовании.
Он посмотрел на меня странным взглядом.
– Что вы делали сегодня после обеда? – спросил он меня. – Вы не покупали газет?
– Купил, – сказал я. – Там пишут, что преступление мог совершить грабитель.
– Вы не читали последней информации, – спокойно сказал он.
Хейман сунул руку под свой фланелевый пиджак и достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо «Франс суар». Я взял газету и развернул ее. На первой странице была фотография Мемфис Шарль.
На снимке было только ее лицо, что же касается покойной Гризельды, ее снимок поместили на пятой странице, и тоже только лицо. «Убитая актриса – жертва своей подруги?» – гласил заголовок, в котором вопросительный знак был поставлен только для проформы. Потому что картина была удручающей. Орудие преступления принадлежало Мемфис Шарль (она купила этот проклятый нож прошлым летом на Корсике, и Кокле уже все знал: когда он брался за дело, он был очень расторопным). На ноже не нашли никаких других отпечатков, кроме тех, которые принадлежали мадемуазель Шарль. Кроме того, в мусорном ящике нашли пакет с выпачканной в крови одеждой, которая тоже принадлежала ей. Добавьте к этому, что подозреваемая бесследно исчезла, и все становилось ясным.
– Ну и выражение лица у вас, – заметил Хейман.
Я ничего не ответил.
– Интересно, что они ни словом не обмолвились о наркотиках, – добавил он.
– Наркотиках? (Я был рассеян, так как пытался осмыслить полученную информацию.)
– ЛСД, – сказал Хейман. – И об их следах в крови жертвы. Поверьте мне, я целый день околачивался возле полицейских и собирал информацию по обрывкам их разговоров. Результаты аутопсии показали, что Гризельда была ими напичкана, впрочем, довольно легкими – гашишем, амфетаминами и прочими, употребляемыми молодежью.
– Прекратите, – сказал я. – Я подыхаю с голоду, и не портите мне аппетит.
Я намекнул ему, что со вчерашнего дня еще ничего не ел. Он посочувствовал мне.
– Давайте пообедаем на бульваре, – предложил он. – Заодно и побеседуем.
Я покачал головой. Я хотел сначала подумать.
– О чем, черт возьми?
– О том, что рассказал этот сопляк, – сказал я. – Придется копать.
– Тарпон, – заявил Хейман, – мне от вас плохо. Вы ведь знаете, где находится Мемфис Шарль. Стоит вам только передать ее полиции, как этот молодой дурак выложит вам еще столько же франков. Зачем ломать голову? Ведь это очевидно, что она пришила свою подружку.
– Слишком очевидно.
Хейман со стоном обхватил голову руками и стал ходить взад-вперед по кабинету.
– Ай-ай-ай, – стонал он. – Мы ведь не в Голливуде. Если все сходится, то это не означает, что сенатор стал жертвой умышленного покушения, это означает только то, что все сходится.
Я ничего не понял о сенаторе, но промолчал.
– Отпечатки на ноже, – сказал я, – мне не нравятся. Каждый любит поиграть ножом. Мне не нравится, что на ноже только ее отпечатки.
Хейман поднял руку к небу и сел в кресло для посетителей. Однако он ничего не сказал, а задумался.
– Возможно, она держала его в ящике стола, где никто его не видел и не трогал, – высказал он предположение.
– Возможно, – согласился я.
Я тоже так думал. Если бы я знал, где находится эта мерзавка, мне кажется, в этот момент я сдал бы ее в лапы полицейских. Быть может.
1
Военизированные формирования на службе у нацистов. Формировались из французов и использовались для уничтожения коммунистов и евреев.