— Да чтоб ему пусто было! — проворчал Михаил Фролович. — Мог ведь, шельма, предупредить меня, кто живет по соседству!
— А… понятно, — протянул я, пряча улыбку.
— В общем, — продолжил Михаил Фролович, мимолетно нахмурившись на мою не слишком удачно скрытую насмешку, — оставил я надзирателей подле квартиры, а сам спустился в дворницкую. Кузьма — хоть на это у него хватило совести — встретил меня с виноватым видом и сразу пустился в объяснения:
«Не судите строго, ваше высокородие: мне строго-настрого запрещено распространяться о… вы понимаете… я и в участок не сообщил поэтому… полное — это, как его — инкогнито!»
— Доиграешься ты у меня со своими инкогнито, — рявкнул я, усаживаясь на табурет, — смотри, Кузьма! Положение о регистрации[9] никто не отменял. Чтобы завтра… нет: сегодня же!.. сообщил, куда следует!
«Да как же, ваше высокородие! Без хлеба меня на старости лет оставите! Уволят меня!»
— Ты хочешь более серьезных неприятностей? — спросил, прищурившись, я. Кузьма сглотнул, вполне осознавая свою вину и то, что вконец уже заигрался, и замотал головой:
«Никак нет, ваше высокородие! Всё сделаю! Сегодня же!»
— Вот и славно… А скажи-ка честно, — переменил я тему, — много ли ты скопил за годы службы?
Кузьма растерялся:
«Скопил? Я?»
— Ну не я же! Давай, говори, как на духу!
«Ну…»
— Ладно! — перебил я его, если, конечно, считать, что он вообще собирался ответить. — Хочешь копить и дальше?
«Ну…»
— Да или нет?
«Не могу я понять, ваше высокородие, — воскликнул тогда Кузьма, — что вы хотите?»
— Помочь тебе, дурень, что же еще! Ты ведь хочешь сохранить работу?
«Хочу!»
— Но тебя вышвырнут вон, если ты пойдешь и донесешь в участок о генерале и проживающей с ним даме?
«Увы! Это так».
— Ну, так не ходи и не доноси!
В полной уже растерянности Кузьма уселся на соседний табурет, глядя на меня осоловело и недоуменно:
«Да ведь вы сами, ваше высокородие, только что…»
— Можем сговориться!
Во взгляде Кузьмы появилось понимание:
«А!»
— Вот именно, — важно кивнул я, — начинай говорить!
Кузьма пожевал губами, собираясь с мыслями, а потом, как и следовало ожидать, заговорил:
«Вы ведь к соседу генеральскому пришли, в его дверь ломились! Зачем — ума не приложу, но и не моего ума это дело… значит, о нем подноготную выяснить хотите? Так ведь и говорить практически нечего! Пьяница он беспробудный, ваше высокородие, вот и вся его характеристика…»
— Ты зубы-то мне не заговаривай! — я наклонился к Кузьме и сжал его коленку. — Что пьяница, я и без тебя уже знаю. Подробности давай!
«Да какие же тут могут быть подробности?»
Я нехорошо нахмурился:
— Эй, Кузьма! А мне показалось, что мы договорились!
«Отпустите, ваше высокородие!» — я разжал пальцы, и Кузьма тут же принялся потирать колено. — «Вы неправильно меня поняли: рассказать-то я всё расскажу, но только в толк никак не возьму, что именно я должен рассказывать? Какие еще подробности? Пьет человек! Беспробудно! Какие, ей Богу, тут могут быть еще подробности?»
Я задумался: что за странное упорство? Или Кузьма и не упирается вовсе, а в самом деле не понимает, что от него хотят? Может, он просто глуп?
— Выпивку ему ты носишь? — начал я задавать вопросы, решив, что так окажется и быстрее, и проще.
«Я».
— Как часто?
«Каждый день».
— Один раз в день?
«По-всякому бывает».
— Два раза?
«Бывает, и три».
— Он что же, денег не сразу на всё дает?
«Он вообще их не дает».
— Как так? — удивился я.
«Просто».
— Уж не хочешь ли ты сказать, что поишь его за собственный счет?
«Никак нет, ваше высокородие: не хочу!»
— Но выпивку ему носишь?
«Так точно: ношу».
Я начал терять терпение:
— Издеваешься?
Кузьма перекрестился:
«Как можно, ваше высокородие!»
— Так что же ты мелешь!
«Да всё как есть говорю!»
Я решил зайти с другого конца:
— Где ты берешь бутылки?
«В Эрмитаже[10] у Алексея Никитича».
— Он их тебе за так отдает?
«Помилуйте, ваше высокородие! У Алексея Никитича снегу зимой не выпросишь!»
— Стало быть, ты их покупаешь?
«Ника нет, ваше высокородие: не покупаю».
Мое терпение лопнуло:
— Негодяй! — закричал я, вскакивая с табурета. — Как такое возможно?
Перепуганный Кузьма тоже вскочил со своего табурета и начал творить одно крестное знамение за другим:
«Вот вам крест, ваше высокородие! Вот вам крест!»
9
9 Михаил Фролович имеет в виду статьи вторую, третью и шестую постановления СПб Градоначальства «Об объявлении полиции о прибывающих в дома и выбывающих из них». Статья шестая, в частности, гласила:
10
10 Речь, конечно, не о музее, а о трактире «Эрмитаж», принадлежавшем Никитину Ал. Н. и находившемся в доме 47 по Среднему проспекту Васильевского острова. Во время описываемых событий на участке № 47 находился деревянный двухэтажный дом, владельцем которого являлся купец Заварзин. Несколько лет спустя по распоряжению Заварзина этот дом был снесен и на его месте построен существующий поныне шестиэтажный доходный дом.