Можайский улыбнулся и, едва удержавшись от того, чтобы похлопать обоих чудаков по спинам, тихонько вышел обратно на площадь и прошел по ней с полсотни шагов. А там он снова вернулся в аркаду и придирчиво рассмотрел витрину какого-то кафе.
«Гм… сойдет».
Можайский вошел в кафе, с удовольствием скинул с себя пальто и, усевшись за столик, заказал кофе и бренди:
— Бренди побольше!
— Si, signore!
Официант, кивнув, бросился исполнять поручение: Можайский оказался первым посетителем за последние три четверти часа!
47.
— Вы уверены, что это здесь? — Гесс, не спеша покинуть гондолу, всматривался в туман, почти целиком укрывавший дом и узкий причал перед ним. — Что-то я не вижу никаких проходов!
Владимир Львович сверился с планом:
— Должно быть здесь!
— Но где же проход?
Гондольер, которому надоела эта — оскорблявшая его — возня с картографическим планом, легонько стукнул ногой о палубу и ткнул рукою в туман:
— Ла[59]!
— Ла-то — ла, — проворчал Гесс, собираясь, тем не менее, покинуть лодку, — но черт меня побери, если я хоть что-нибудь вижу в этом проклятом тумане!
— Да будет вам! — возразил Владимир Львович, тоже приготовившись шагнуть на причал. — Туман нам только на руку!
— Это зачем же, если уж мы решили играть в открытую?
— Затем же, зачем мы переулками решили на сотопортегу пробраться!
— Наверное, —сменил тему Гесс, — Можайский уже на площади.
— Да, пожалуй, — согласился Владимир Львович и тут же вполголоса выругался, поскользнувшись на мокрых досках. — Да здесь сам черт ногу сломит!
— Вот и я о том же! — подхватил Гесс, осторожно делая шажок за шажком.
Гондола отчалила и тут же скрылась в тумане.
— Ну и марево! Даже звуки теряются!
С реки и вправду не доносилось ни звука, хотя гондола — по идее — должна была журчать разрезаемою водой, а весло — хоть как-то, но плескаться.
Владимир Львович напряг глаза, попытавшись разглядеть хоть что-то, но безуспешно.
— Вы не думаете, — спросил тогда Гесс после небольшой паузы, — что этот милый человек просто затаился поблизости?
Владимир Львович хмыкнул:
— Возможно.
— Давайте подождем. Если он здесь, то скоро вернется к причалу!
Владимир Львович ухватил Гесса за руку и решительно потащил прочь:
— Незачем. Если он и остался, нам от этого ни тепло, ни холодно. Наша конечная цель ему всё равно известна — при условии, разумеется, что он подослан. А коли так, следить за нами ему нет никакой нужды. Он просто обойдет нас по какой-нибудь соседней улочке, не отображенной на плане, и доложит о нашем скором появлении.
— Но мы могли бы его обезвредить!
— Да Бог с ним! Пусть делает, что должен. Человеком больше, человеком меньше — нам-то что? Если мы правы, нас и так поджидают, по меньшей мере, два или три десятка невесть как настроенных соотечественников. Не считая Семёна и Талобелова. И не считая местных агентов и карабинеров. Что нам с какого-то гондольера?
С этим рассуждением Гесс был вынужден согласиться, но беспокойство его не оставило. Впрочем, во всём этом — в беспокойстве, в сомнениях, в определенном осознании собственной беспомощности — не было уже никакого смысла. Дело стремительно приближалось к развязке — какою бы она ни грозилась быть, — и Гесс это прекрасно понимал. Время беспокоиться ушло безвозвратно. Наступило время действовать без оглядки.
Пройдя с причала немного в сторону — туда, куда рукой указал вышедший из себя гондольер, — Владимир Львович и Гесс и в самом деле оказались перед входом в узенький проулок: настолько узкий, что идти бок о бок они уже не могли. Владимир Львович пошел вперед — время от времени пытаясь свериться с планом, — Гесс — за ним: стараясь держаться не далее чем в шаге позади — иначе в плотном тумане можно было потерять друг друга.
— Если что, кричите! — предложил, обернувшись, Владимир Львович.
Гесс согласно кивнул, и Владимир Львович увидел этот кивок только благодаря тому, что прямо в тот момент и он, и Гесс оказались под освещенным окном.
— Вы хоть что-нибудь в этом плане различаете? — спросил Вадим Арнольдович, кивая теперь на сложенную в несколько раз карту, которую Владимир Львович держал в руке, то и дело поднося ее прямо к глазам.
— Не очень, — признался Владимир Львович.
— Черт!
— Ничего… идти здесь, в общем-то, больше и некуда…
— Вы полагаете?
И словно в подтверждение этому — сомнению, мы имеем в виду — проулок неожиданно разветвился. Владимир Львович и Гесс в нерешительности встали на миниатюрном подобии перекрестка. Со всех сторон на них наваливались темные стены домов и только две прорези между ними — прямо и чуточку вправо — оказывались свободными для движения.