Отака, убедившись, что на улице пусто, произносит: «Рики, подружка, не мое это дело, конечно, но я всем сердцем переживаю случившееся с Гэном - пускай нынче он не слишком завидный гость, но вы же любите друг друга - это главное! Ну постарше он тебя намного, ну ребенок у него, ну жена - нельзя, что ли, с женой расстаться? Ни за что не отступайся! Непременно позови его! Вот мой возлюбленный - вертопрах, каких поискать: глянет на меня - и наутек, а я смирилась, от судьбы-то не уйдешь; ты - другая, по первому твоему знаку он пошлет жене три строчки, развожусь, мол, и все такое; но ты о себе много понимаешь, и вряд ли сохранишь ему верность, так что смело зови его, напиши письмо, скоро явится посыльный из лавки Микава - с ним и передашь; ты не кисейная барышня, чтобы стесняться мужчине на развод намекнуть, да и с отказом не стоит так легко примиряться... обязательно пошли письмо! Мне жалко твоего Гэна...» - она смотрит на Рики, а та молчит, похоже, полностью углубившись в чистку курительной трубки.
Вот она насухо вытирает чашку, продувает мундштук, постукивает трубкой о ладонь, набивает табак и протягивает Отаке: «Пожалуйста, потише! Еще услышит кто - ужас-то какой! решат, что у Орики из Кикунои в тайных любовниках - подручный чернорабочего, а ведь все это - дела давно минувших дней, я и думать о нем забыла, не помню, то ли он Гэнсити, то ли Гэннан... и давай не будем больше об этом...» - с этими словами она выходит на открытую веранду; тут появляется компания недорослей - у них и пояса на кимоно, как у детишек, - девица их окликает: «Эй, почтенные Исикава и Мураока! Уж не запамятовали ли вы, где живет Орики?» - «Нет-нет, мы по-прежнему готовы вам всецело подчиняться!» - они заворачивают к дому, входят, и тотчас из прихожей слышится дробный перестук шагов, голоса: «сестрица, сакэ, пожалуйста!» - «как насчет закуски?» - бравурные звуки сямисэна и громкий топот танцующих.
2
Не так давно в один из скучных дождливых дней мимо заведения шел господин лет тридцати в высоком - горой - котелке яматокабоу; Орики выскочила на улицу и буквально вцепилась в его рукав; она твердо решила не упустить его - из-за дождя-то других прохожих и не было; «А во-от не отпущу-у», - протянула она капризно; все-таки красота необорима - господин покорно последовал за девицей, а выглядел он куда как солидно, не в пример прочим; на втором этаже в крохотной, всего в шесть татами комнатушке, даже без помощи сямисэна потекла тихая беседа; гость поинтересовался ее именем, возрастом, спросил, откуда она родом и не из самурайской ли семьи; «Не скажу», - кокетничала она, - «Из простых, значит», - понял гость; «Возможно», - девица отвечала уклончиво; «Ну, стало быть, из знатных», - рассмеялся он; «Вы соизволили догадливость проявить... и сейчас благородная собственными руками поднесет вам сакэ, премного буду обязана, если позволите вам услужить». - «Раз такое дело, было бы невежливо позволить вам наливать сакэ в стоящую чашу, тому ли учит нас этикет Огасавара1? Или мы руководствуемся иными правилам?» - «Вот именно! Мы следуем правилам школы Орики из заведения Кикунои, в согласии с ними мы иной раз не прочь напольную циновку напоить сакэ, иной раз - подать напиток в огромной плоской котловой крышке, а если попадается противный гость, и вовсе выпивки не предлагаем», - сообщила она, нимало не тушуясь перед гостем, а тот, все более ею увлеченный, попросил: «Расскажи о себе, уверен, занимательная окажется повесть! На простушку ты вовсе не похожа... тогда кто ты?» - «Да вот извольте сами взглянуть: рога у меня покуда не выросли, - дотронулась пальцами до висков, - в воде я не тонула, в огне не горела», - игриво заметила она; «Нет-нет, прошу, не уходи от ответа! Разреши узнать подлинную историю твоей жизни, а не расскажешь о пережитом, стану допытываться, каким будущее свое видишь». - «Вот уж это трудновато будет! Не поверите - у меня на будущее столько желаний, куда там Оотомо Куронуси2!» - рассмеялась она; «Дни и ночи ты живешь ложью, удели хотя бы мгновение правде; была ли ты замужем? занялась ли этим ремеслом ради родителей?» - он спрашивал с искренней серьезностью, Орики погрустнела: «Я все-таки человек, есть многое, что ранит мне сердце; мои родители давно умерли, так что я и в самом деле одна, как перст; не сказать, чтобы никто не звал меня замуж, но покуда мужа у меня нет; выросла я в грубом и пошлом окружении, так и доживу свою жизнь», - она говорила резко, отрывисто, чувства переполняли ее; она совсем не походила на ветреную кокетку - была очаровательна, в ней чувствовалось природное изящество; «Пускай ты выросла в грубой среде, но замуж-то все равно могла бы выйти, такие, как ты, - в большой цене, вполне была бы уместна и в драгоценном свадебном паланкине знатного семейства... или госпожа предпочитает дерзких буйных простолюдинов с их безвкусными длинными поясами?» - «Давайте не будем больше об этом... так оно и выходит: кто нравится мне, тому я не по нраву, другой предлагает любовь, а меня с души воротит... такая вот я легкомысленная, ничего постоянного нет в моей каждодневной жизни», - сказала Орики; «Нет-нет, что ты говоришь? никогда не поверю, чтобы у тебя не было поклонников! вот совсем недавно твоя товарка там у входа в заведение передавала привет от кого-то... да и забавные происшествия наверняка случаются, разве нет?» - он настаивал. «Ах какой вы любопытный, все бы вам расспрашивать... Ухажеров у меня правда полным-полно, писание писем - просто перевод бумаги, скажите - и я хоть что напишу: наобещаю разного или в любви поклянусь, могу и брачный договор сочинить... а поклоннички мои - все, как один, - слабаки бесхарактерные, не посмеют такой договор расторгнуть... каждый из них кого-нибудь боится - хозяина, родителей; но бегать я ни за кем не собираюсь и за рукава хватать не стану, хочешь - уходи; так что всему рано или поздно конец приходит, и получается - ухажеров много, а прислониться не к кому», - вид у нее был одинокий и беспомощный, - «Ладно, хватит о грустном, будем веселиться! не люблю хандрить, давайте шумно развлекаться!» - она хлопнула в ладоши, скликая подруг; «Что-то ты нынче тихая, милая Орики», - сказала, входя, девица лет тридцати, сильно набеленная, с ярким гримом; «Ну-ка, скажи, как зовут ее возлюбленного?!» - гость думал застать вошедшую врасплох, - «Не знаю», - пролепетала та; «Будешь лгать, не сможешь в праздник Бон почтенному Эмма
1
Этикет Огасавара - свод правил поведения правящего военного сословия Огасавара рю, был создан Огасавара Нагахидэ в начале XV в.
2
Оотомо Куронуси - один из шести гениев японской классической поэзии, во время своей службы захватил власть над целой провинцией.