Это был не завтрак, а целый пир: жареная утка, овощной суп на жирном бульоне, жареные креветки… Вот таких же креветок — плоских и мелких — я ел у них раньше. Хозяйка сама ловила их вершей…
Конечно, подали и вино. Кай все накладывал мне на тарелку лучшие куски и сокрушался:
— Эх, знал бы вчера, что «командировочный» — это вы, сразу за-бр ал бы сюда!
Он познакомил меня со всеми: вот это Ван, старшая сестра Ви, переходит уже во второй класс, обе они — дочери Лонга, но ему, Каю, «все равно что родные», а рядом Тху — младший брат Суан, он закончил девять классов; это он сегодня уходит в армию…
— Его звали раньше Ок-старшой, — наполняя чашку сына, говорил Кай. — Помните, вы всем им давали прозвища. Суан была Хен-боль-шая. Я-то вообще был против того, чтоб она выходила за Лонга, а она мне: «Люблю его — и все дела…» И вот вышла. А Хен-малая, вы называли ее Ха, третий месяц как уехала на работу по молодежной путевке. Ок-меньшой, вы звали его Донгом[6]… Ох, и холода же были тогда. Мать с ним на лежанье нежилась, а вас мы уложили на драную циновку… Ок-меньшой — ему тогда было два месяца — сейчас уже в восьмом классе, он недавно уехал в гости к нашей родне. Да-а, вот так-то! Муж Кай, жена Кай, Хен-большая, Хен-малая, Ок-старшой, Ок-меньшой! Жизнь пошла другая, и имена нынче не те.[7] Мне-то не выпало в их годы есть досыта, да еще и учиться! Это ли не заслуга революции? Вы ешьте, ешьте. Янки сегодня что-то заспались, хорошо, дали нам хоть поесть спокойно! Тху, сынок, ты ешь, наедайся. Армии нужны люди здоровые и крепкие.
Кай умолк ненадолго, потом положил на тарелки девочкам утиной печенки:
— Кушайте, внученьки, поправляйтесь. Жаль, нету вашего папы — все на работе да на работе; и ест и спит в дороге. Ну, да ничего, народ у нас хороший, везде примут, как дома…
Право же, это был один из лучших дней в моей жизни… Мы все вместе провожали в армию Тху и еще одиннадцать парней из деревни. И хотя в небе, не переставая, гудели американские самолеты, здесь, внизу, под сенью гигантских фикусов, церемониал проводов не был нарушен… Традиционный зеленый чай, ароматный дымок сигарет «Чы-онг-шон»[8], которые старики, закурив, отдают юношам. Так же как всюду, молоденькие девушки, прильнув друг к дружке, тихонько хихикают и не спускают глаз с новобранцев… Торжественная дробь пионерских барабанов, напутственные речи кадровых работников и предательски вздрагивающие глаза матерей, гордящихся сыновьями и с болью думающих о предстоящей разлуке…
Потом я вместе с Каем и со всей его семьей (в деревне фамилия их теперь значилась как Суан) отправился в поле. Кай боронил пашню, хозяйка его высаживала рисовую рассаду, а Суан с подругами хлопотала на опытном участке. Всякий раз, когда доносился гул американских самолетов, все на поле — люди и буйволы — замирали, словно неподвижные скульптурные группы. Когда они пролетали, все как ни в чем не бывало вновь принимались за дело. Вслед американцам летели угрозы, проклятья, насмешки. Особенно мне запомнилось одно «коллективное творение» Кая и его земляков:
А в полдень я видел, как женщины-ополченки, которыми командовала Суан, во время воздушной тревоги бежали с поля к бетонному мосту через канал и винтовочным огнем отражали атаки четырех американских самолетов, заходивших на мост. Янки не осмелились спуститься пониже и, побросав с высоты бомбы (при этом был ранен один буйвол), улетели.
Уже смеркалось, когда, закончив прощальный ужин и вручив мне «дорожный паек», хозяева вышли проводить меня до околицы. Девочки повисли на мне и ни за что не хотели отпускать. Суан, так и не успев переодеть забрызганное грязью платье, с ружьем за спиной и сигнальным фонарем в руке провожала меня и дальше — собственно, нам было по пути, она возвращалась на свой пост. Прощаясь с ней, я немного задержался. Мне было жаль, что день этот подходит к концу. Я вдруг вспомнил, что так и не успел спросить у нее о Лонге, «шофере Транспортного управления», с которым мне не довелось встретиться…
По этой дороге шагал я семнадцать лет тому назад, а до меня шли по ней мои предки — поколение за поколением. И вот сейчас я иду по ней снова. И вместе со мной держат путь друзья: Суан, Тху… Суан была тогда такой же малышкой, как Ви. Это она ведь Хен-болыная, с сестренкой на руках, как мышка с мышонком, бродила по деревне и кричала: «Старуха, старуха…» А теперь Суан гордо и мужественно сражается со сверхзвуковыми самолетами…
7
«Кай» — по-вьетнамски означает мелкий краб; «хен» и «ок» — моллюск и улитка; а «суан» — весна.