— усилить функцию полового разделения игрушек; девочкам предлагалось дарить кукол, коляски, игрушечные стиральные и швейные машинки, утюжки, кукольную одежду, домики, наборы для шитья и вязания и т. п.; мальчики же с детства должны были играть в войну с солдатиками, танками, пистолетами, барабанами, пушками, крепостями, железными дорогами; общими игрушками могли быть мячи, кольцеброс, куклы для кукольного театра, мягкие игрушки (для мальчиков — в ограниченном количестве);
— следовало покупать игрушки недорогие, из натуральных материалов: дерева, железа, тканей, природного цвета, не стремиться приобрести последние «новинки техники», но ориентироваться на вид старых самодельных игрушек, которые являются образцом «народного искусства и имеют поэтому магическую силу народной души», вообще следовало искать, всемерно беречь сохранившиеся старые игрушки и передавать их детям, приучая их к бережливости и осторожному обращению с ними;
— игрушки должны быть простыми и естественными, копировать мир крестьянского двора, животных, определенных областей городской жизни (полицейские и пожарные машины — уменьшенные копии настоящих и т. п.), а не придуманными, уводящими ребенка в опасный мир «бесплодных фантазий», предназначенными «для витрины, а не для ребенка» — к ним относятся, например, «слишком худые, болезненного вида куклы без жизненной силы, фигурки со сладенькими кукольными личиками, ангелочки всех видов в белых лакированных платьицах, детишки с цветочками в руках, гномики с фонариками и др.»;
— наибольшую ценность представляют игрушки, сделанные своими руками, лучше вместе со взрослыми, например, зимой, которая является «временем мастерить игрушки», из подручных материалов. В пример приводится модель танка, которую мальчик склеил из бумаги в летнем лагере Гитлерюгенд, а заботливый отец скопировал зимой уже из дерева, снабдил мотором и теперь оба счастливы, запуская танк на полу в детской[204].
Итак, нацисты требовали «правду в материале, честность в исполнении и ясность в формах — и эта позиция должна прослеживаться везде, будь то строительство государственной общности или партии, жилья для семьи и вплоть до изготовления игрушек для ребенка»[205]. Все тот же тотальный контроль и унификация, соответствие задачам тоталитарной идеологии и учения «крови и почвы»… Кстати, задачу изготовления игрушек для детских садов, не доверяя взрослым производителям, авторы этих рекомендаций предлагают переложить на Гитлерюгенд, которому вполне по силам заняться этим на специальных занятиях по труду или в летних лагерях.
Следовали ли этим советам берлинские бюргерские семьи, которым было вполне по силам купить хотя бы на Рождество своему ребенку дорогую игрушку? И да, и нет. Здесь следует учитывать, что заботы нацистских педагогов органично накладывались как на особенности детской психологии, так и на традиции, существовавшие в германском, особенно прусском обществе, где делом чести сыновей в дворянско-буржуазной семье рубежа веков становилась служба в армии или продвижение по чиновничьей лестнице. Превосходно изготовленные оловянные солдатики, пушки, знамена и барабаны являлись мечтой любого мальчишки, учившегося в игре командовать и подчиняться, а для девочки все равно не было иной жизни, чем путь ее матери с коляской, платьицами, игрушечным кофейным сервизом и утюжком[206]. Немецкие модели железных дорог являлись образцом для производителей всего мира, с каким удовольствием их собирали и запускали даже взрослые! Из-за недостатка денег отец вполне мог в свободное время смастерить и сам из дерева «железные дороги для детей, кукольные домики для девочек»[207]. По материалам воспоминаний и интервью все эти традиционные игрушки и были самыми распространенными в 30-е гг., можно отметить лишь повышенный интерес мальчиков не просто к военным игрушкам, но к «новинкам военной техники»: «Со знанием дела мальчики говорят о типах самолетов, о механизме маленького автомата и о весе „настоящего танка“. […] Эти дети живут в мире борьбы и сражений и испытывают от этого радость, настоящую радость»[208].
Полученная в подарок игрушечная машина с мотором, горящими фарами и клаксоном заставила замереть сердце не только у маленького счастливца, но и у его друзей, и осталась в памяти со всеми деталями на всю жизнь[209]. Как совершенно естественное дело воспринимали респонденты вопрос о том, были ли в семье у мальчиков военные игрушки — конечно, были; а девочки любили играть в куклы, учились шить для них, часто действительно вместе с матерью, мечтали о кукольной мебели. «Я как девочка, конечно, имела кукольную коляску. Моим кукольным детям я все связала и сшила сама и гордо вывозила их гулять в Бельвью-парк»[210]. Братья не подпускали сестер к своим игрушечным армиям, те в ответ бежали жаловаться матери или вступали в драку, если мальчик брал любимую куклу[211].
206
«Мои родители мечтали еще при моем рождении, что когда-нибудь я чинно выйду на улицу в шуршащем платьице с кукольной коляской». Воспоминания Сони Шмидт. Schmidt Sonja. «Das war unser Haus!» // Ein Stück Berlin, S.124.
207
Humboldt-Universität zu Berlin. Institut für Europäische Ethnologie. Archiv der Landesstelle für Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserzählungen der Arbeiter des VEB Berliner Glühlampenwerk (1979–1981). Bd. 2. S. 0431. Воспоминания мужчины 1910 г. рожд.
208
Цит. по: Deutschlandberichte des sozialdemokratischen Partei Deutschlands (SOPADE), 2. Jahrgang, 1935. Frankfurt am Main, 1990. S. 18.
209
Brockerhoff Klaus. Auf dem Weg ins Dritte Reich. // Ein Stück Berlin, S. 57–58. Кроме этого автомобиля — от богатых друзей семьи — на день рождения мальчик получил товарный вагончик для своей железной дороги, книги о приключениях и «практичные подарки»: шорты, пуловер домашней вязки, гольфы, спортивную рубашку.
210
Воспоминания Кристль Лефевр. Lefévre Christl. Schummerstunde, Puppen und Wuhlekrebse. // Kiezgeschichten aus Köpenick und Treptow. Berlin, Kunstfabrik Köpenick. 2000, S. 33.
211
Интервью с E.Dorn, 1923 г. рожд. (Berlin-Mariendorf, август 2003), интервью с Herr X., 1921 г. рожд. (Воронеж, июль 2002 г.).