Книга берлинской семьи Блокдорф, находящаяся в архиве района Шпандау, была начата в 1936 г. судебным асессором д-ром Блокдорфом, сыном учителя средней школы, 1898 г. рожд., членом НСДАП, для своего сына Ганса-Иоахима, продолжена им же в 50-е годы и дописана в 60-е г.г. другим человеком, видимо, самим Гансом. Она содержит как письма отца к маленькому сыну о его рождении и первом годе жизни, предназначенные для него, когда он станет взрослым, так и воспоминания о поездках, семейном отдыхе, историю семьи матери вплоть до бабушек и дедушек, а также множество фотографий. Несмотря на традиционный для 30-х гг. облик отца-чиновника, члена партии, а также вступительную статью к альбому, ни одного упоминания о Гитлере или национал-социалистических идеологических постулатах в книге нет. Судя по ее характеру, д-ром Блокдорфом двигала задача создать и сохранить историю своего рода для сына и потомков.
Страх: что знали, а что предпочитали не знать о нацистском режиме
Отдельно следует сказать об основной черте многих воспоминаний, почти всех интервью и самой жизни в 30-е годы в Германии — чувстве страха или по крайней мере осторожности и сдержанности в высказываниях, контроле над своими словами, а в конечном счете, чувствами и мысляли. Эта черта, характеризующая сущность тоталитарного режима, его взаимоотношения со своими гражданами, мышление в категориях «друг-враг», являлась неотъемлемой составляющей жизни в нацистской Германии, семейной повседневности в том числе. Страх в унифицированном обществе пронизывал все стороны повседневной жизни, неосторожные высказывания любого члена семьи могли повлечь за собой материальные и иные лишения[280]. Неопределенность наказания только увеличивала боязнь. Нацизм не допускал ни малейшего отклонения от заданной государством оптимистической линии, не оставлял поля для критики сути и задач режима[281].
С самого начала эпохи национал-социализма жизнь для большинства людей в Германии превратилась в постоянное внимательное наблюдение за самим собой. Не имело значения, воспринимает ли человек негативно или воодушевленно акции новой власти, слова фюрера, является ли он членом НСДАП или фрондирующим беспартийным, он все равно должен был контролировать свои слова и чувства, чтобы «вписываться» в ситуацию. Эту зависимость от момента и изменяющейся политической коньюнктуры прекрасно иллюстрирует шутка уже более позднего времени: «Два знакомых встречаются в концентрационном лагере и спрашивают друг друга, за что каждый из них попал туда. — Я сказал 5 мая, что Гесс сошел с ума. А ты? — А я сказал 15 мая, что Гесс не сошел с ума»[282] (Рудольф Гесс совершил свой побег в Англию 10 мая 1941 г. и был объявлен сумасшедшим).
Даже, если человек ничего «лишнего» не говорил и был лоялен к режиму, опасность для него все равно существовала и заключалась она в знании! Чем больше он знал о нацизме, о каких-то сторонах жизни, власти, тем большую потенциальную опасность он представлял для режима и самого себя, поскольку потенциально он мог заговорить. Итак, держать рот на замке и вообще быть от всего подальше, — такова в реальности должна была быть наиболее безопасная линия поведения обывателя в Третьем Рейхе. Но тем самым он молчаливо санкционировал действия активных сторонников нацизма и затягивал путы режима на самом себе, поскольку чем более НСДАП укрепляла свое положение в государстве и обществе, тем труднее, невозможнее становилось «соскочить» с движущегося состава.
Берлин как столица из-за многочисленности государственных и партийных учреждений, армии чиновничества, местонахождения карательных органов в этом отношении оказывал большее давление на обывателей, привязанных к своему дому и окружению, чем другие города Германии. В Берлине проходили апробацию государственные церемонии, на митингах и шествиях выступали партийные бонзы. Игнорировать эти моменты было практически невозможно. Консервативно настроенный сотрудник криминальной полиции, правоверный католик, бывший офицер, отец восьми детей, узнал, что его отдел переподчиняется гестапо. И что он, никогда не голосовавший за Гитлера, должен был делать? Где искать новую работу, средства существования для семьи? Он остался после месяца раздумий на своем месте и служил, как мог, режиму и партии, чьи догмы он не разделял[283].
280
Отец Софи Шолль назвал как-то Гитлера в кругу сослуживцев «божественным козлом». Один из них донес на него и Роберта Шолля посадили на 4 месяца в тюрьму. См. Bartoletti S.C. Jugend im Nationalsozialismus: zwischen Faszination und Widerstand. Bonn, 2007. S. 118.
281
В связи с этим заданным сверху всеобщим оптимизмом хотелось бы привести еще одну шутку времен Третьего Рейха: «Раньше нам было хорошо. При национал-социализме нам стало лучше. Может быть, будет еще лучше, если нам снова станет хорошо». Цит. по: Gamm H.-J. Der Flüsterwitz im Dritten Reich. München, 1966. S. 31.