Это должно способствовать накоплению профессионализма аппаратом управления и позволяет сочетать выборное начало с административным назначением на должности.
Отношения депутатского корпуса и аппарата должны быть подобны отношению воды и плавающей в ней губке — структуре аппарата; депутатский корпус должен облекать и пронизывать структуры аппарата.
Внутри аппарата начальник отвечает за приказание, указание, директиву, подчиненный — только за выполнение или невыполнение директивы. Депутатский корпус, занятый вне аппарата не вправе вмешиваться в процесс функционирования аппарата непосредственно в ходе его деятельности[89]. Его комиссии вправе спросить с ЛЮБОГО занятого в аппарате за содержание и форму отданных им распоряжений и за исполнение полученных ими свыше распоряжений. Но для того, чтобы спросить, нужно быть также специалистом в вопросе, подлежащем контролю; именно для этого нужны депутатские “детские сады” и участие самих депутатов в деятельности аппарата. Депутатский корпус должен быть наделен правом отзыва из аппарата любого. Правом назначения на посты должен владеть аппарат наряду с правом удаления из аппарата лиц не являющихся депутатом данного созыва. Основная работа депутатского корпуса — удаление из аппарата неспособных к управленческой деятельности и совершенствование программы подготовки в депутатских “детских садах”. Основная забота аппарата — текущее управление и совершенствование программы подготовки депутатских групп в “детских садах”. Программы “детских садов”, в которых народные избранники обретают профессионализм, должны обеспечивать концептуальное объединение аппарата и депутатского корпуса в процессе корректировки программ.
С точки зрения теории управления, маразмом является нынешняя деятельность депутатского корпуса: попунктные и поименные голосования при законотворчестве под концепцию развития общества, о существе которой подавляющее большинство депутатов не имеет ни малейшего понятия в силу отсутствия у них методологической культуры и незнания необходимой прикладной фактологии.
Депутатский корпус должен принимать непосредственное участие в деятельности структур предиктора, формирующих и корректирующих концепцию управления.
После того, как закончена разработка очередной версии концепции управления, единственный вопрос, на который должен дать ответ съезд депутатов или сессия Совета, состоит в том, понятна ли концепция всем депутатам как ЦЕЛОСТНОСТЬ. Если доля отвечающих «да» выше 2/3, то концепцию можно считать приемлемой. Если ниже 2/3, то это означает, что, если депутаты, пройдя свой “детский сад”, не в состоянии понять концепцию управления, то она будет непонятна и основной массе населения страны, что может привести к срыву управления даже при правильной концепции. Но такая ситуация маловероятна при условии, что депутатский корпус принимал сам активное участие в критике прежней и разработке текущей редакции концепции управления. Это же условие исключает необходимость мелочной попунктной калейдоскопичной парламентской говорильни вне целостности концепции, при которой происходит всего лишь одно: потеря быстродействия при разработке и проведении в жизнь управленческого решения, что закономерно выливается в потерю качества управления. Если депутаты облечены доверием и честны перед собой и народом, то концепция управления должна идти в программно-адаптивный модуль без её попунктного жевания и управление должно опираться на целесообразный высоконравственный произвол при минимуме законов. В этом единственный смысл оказания доВЕРИЯ депутатскому корпусу[90].
Переносить на Россию (СССР) парламентский опыт Запада неправомерно, поскольку парламентаризм — просто ширма на директивно-адресной системе масонского мафиозного управления. Кроме того, есть одно различие в мировоззрении: Запад всегда относится с уважением к юридическим формам, поскольку воспринял остатки юридической культуры Римской империи и вырос на этих остатках.
Юридическая чума Россию миновала и основой правления в России (СССР) был и есть произвол. Произвол власти, если он рассматривался народом как нравственно правый, всегда находил поддержку в народе, никогда не интересовавшемся законодательством, а жившем по обычаю и нравственности, в случаях, для которых не было обычая. Произвол власти, который почитали злонравным и безнравственным, находил в народе сопротивление, подчиненное его пониманию целесообразности; сопротивление — столь же далекое от законодательства, как и вызвавший его произвол власти.
90
Это предполагает отношение к законодательству как своду стандартных алгоритмов бездумно автоматического управления, позволяющих получить решение стандартных задач управления с гарантированным уровнем качества управления. Бездумный автоматизм аппарата на этой основе должен высвободить для него время и интеллектуальные ресурсы на творческое решение нестандартных задач управления, с которыми сталкивается общество.