Может возникнуть вопрос, как нам оценивать счастье суммарно? Тут, безусловно, нельзя исключить элемент произвола. Важно, чтобы мы хотя бы пытались честно учитывать все обстоятельства. Поясню на примере известной «проблемы вагонетки». Суть ее в следующем. Предположим, вы — стрелочник. По рельсам несется неуправляемая вагонетка. Вы знаете, что далее на ее пути будут пять дорожных рабочих, которые наверняка пострадают. Но вы можете перевести стрелку и направить вагонетку на другой путь, где ведет ремонт всего один рабочий. Сделаете ли вы это? Ответ кажется очевидным: пять больше, чем один, поэтому стрелку нужно переводить. То есть вы арифметически оценили возможное зло (счастье со знаком минус) и приняли решение. А теперь допустим, что на другом пути находится не рабочий, а играющий ребенок. Каковы будут ваши действия в этом случае? С одной стороны, ничего не изменилось: пять жизней против одной. Но с другой стороны, рабочие сознательно подвергают жизнь риску, занимаясь своей профессией, и если произойдет несчастный случай, то они и их семьи примут это как неизбежное зло. Если же погибнет ребенок, то и вы, и рабочие будете чувствовать свою вину, а для родителей ребенка его смерть станет незаживающей душевной раной. Взвесив все эти доводы, вы можете решить, что стрелку переводить не нужно. У такого решения могут быть и иные мотивы. Главное, чтобы они были, с вашей точки зрения, достаточно вескими.
Приведенная формула применима практически к любой ситуации, касающейся как других людей (и даже не только людей), так и самого человека, принимающего решение. Подобно кантовскому императиву, она может использоваться, например, в ситуации, когда человек рассматривает возможность самоубийства. Причем если императив Канта налагает на такое решение недвусмысленный запрет, то в данном случае все не столь однозначно. Положим, речь идет об эвтаназии. Неизлечимый больной, находящийся в сознании, хочет прекратить свои страдания и расстаться с жизнью. Без помощи врача он сделать этого не в состоянии. Если он не считает жизнь безусловно высшей ценностью, а страдания кажутся ему невыносимыми (к тому же страдают и его близкие, видя, как он мучается), то он может попросить врача дать ему нужные таблетки, которые он примет самостоятельно. Но если больной знает, что для эвтаназии потребуется активное участие врача, который должен будет фактически его убить, а врач к этому морально не готов, то ему лучше отказаться от своей идеи и ожидать естественного конца.
Конечно, нравственный выбор часто бывает сложен. Существуют многие добродетели, которыми мы можем руководствоваться в своих поступках. И все же главные среди них — любовь и милосердие. Прочие по большей части лишь способствуют поддержанию порядка в обществе и мироустройстве в целом. И только эти две нацелены на его совершенствование, то есть на то, чтобы делать мир лучше. Эта разница становится особенно видна, если сравнить милосердие со справедливостью — пожалуй, самой социально ориентированной добродетелью. Исаак Сирин писал об этом: «Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры, потому что каждому дает то, чего он достоин… А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью и склоняющаяся ко всем с состраданием: кто достоин зла, тому не воздает, а кто достоин добра, тому дает его вдвойне. И если очевидно, что милосердие относится к области праведности, то справедливость — к области зла. Как сено и огонь не могут находиться в одном месте, так милосердие и справедливость не могут сосуществовать в одной душе»[177].
Милосердие как деятельная добродетель основана на любви. О любви в мировой литературе сказано много высоких слов. Я приведу только слова христианского святого Силуана Афонского (канонизированного Православной Церковью в конце прошлого века): «Однажды… я увидел на дороге убитую змею, порезанную на куски, и каждый кусок ее судорожно бился, и стало мне жалко всю тварь, и всякое творение страдающее, и я много рыдал пред Богом.
177
Цит. по: