Тут отец отступил, думая, что это детская прихоть. Но прошли годы, Изабелла вытянулась, похорошела, выросла, а занятия своего не оставила. Она стала злее к птицам – иногда ловила одну или другую, и близко подносила к лицу, и отчитывала именно ее, почти кричала на нее.
Тогда отец снова пришел к ней:
– Это гордыня, дочь. Это тщеславие.
Изабелла нахмурилась, ожидая, что отец строго отчитает ее за грех, но он внезапно только улыбнулся:
– Мы не скажем никому. Пусть думают, что это смирение. Гордыню и смирение путают и самые духовные люди. Но, дочь, неужели ты считаешь, ты первая это придумала? Да каждый монах-францисканец рано или поздно прошепчет молитву для птиц. Чтобы прославиться, чтобы молва объявила тебя святой, этого мало. Надо придумать что-то еще.
Дочь промолчала. Но видно было, что она задумалась над словами отца, и скоро бросила своих птиц. Теперь она даже невзлюбила их и украшала свои прически их перьями.
Жили они тогда в Мессине. Воды теплого моря ласкали ступни города, в котором все от мала до велика, женщины и мужчины, умели плавать и умели править лодкой.
Изабелла полюбила в одиночку на рассвете гулять по длинному берегу моря. Родичи ее, мамки и няньки, запирали ее, но оказалось, что она одним прикосновением и ласковыми словами может уговорить открыться любой замок. Горожане же знали ее, но среди них пронеслось поверье, что ее нельзя обижать. Даже бродяги, и даже прокаженные, и даже разбойники следовали этому правилу, хотя она была белокура и хороша собой, и всякий мужчина, глядя на нее, мог замечтаться.
Она гуляла по берегу моря и шептала слова молитвы рыбам и гадам морским.
Однажды на рассвете мимо нее проплыла рыбацкая лодка, а один человек плыл рядом с ней, как дельфин. Изабелла проводила его глазами: она не видела прежде таких ловких людей.
Через некоторое время он вернулся и вышел на сушу рядом с ней. Из одежды на нем были только брэ[9], но его, казалось, это не смущало.
– Кто ты? – спросил он. – Я ныряю на самое дно моря за жемчугом, я вижу диковинных рыб и морские цветы, но на дне моря нет такой красоты. Кто ты?
– Меня зовут Изабелла де Борха, – сказала она, удивленная тем, что кто-то может ее не знать. – Я внебрачная дочь кардинала Родриго де Борха. Я проповедую тут рыбам.
– Тогда я правильно сделал, что пришел к тебе, ведь меня зовут Кола, то есть Никола, как Святого Николу Мирликийского. Но ты зови меня Кола, а прозвище мне – Рыба. Ты можешь проповедовать мне.
– Да, наверно, я могу проповедовать тебе, – после некоторого раздумья сказала она.
Так начались их встречи.
Он был ловцом жемчуга и из глубин моря приносил ей разноцветные подарки. Кожа его была белая почти до перламутровости, гладкая и прохладная, словно рыбья, а волос на теле у него не росло. Изабелла иногда по утрам, забавляясь, пускала по морю деревянные кораблики с вырезанной монограммой «И. Б.», а вечером говорила Коле их достать. Он уплывал и возвращался с корабликом прежде, чем она успевала заскучать.
Так жили они, беспечно, пока не пришел западный ветер.
– Бора, бора! – кричали дети, видя, как злой ветер отгоняет от берега водоросли, уносит далеко в море слизь и гнилостный летний воздух.
«Бора» было имя ветру.
Тогда-то сам кардинал Родриго де Борха полюбил по утрам прогуливаться по посвежевшему берегу и увидел дочь, читающую проповедь белокожему рыбаку, влюбленно сидящему у ее ног.
Ни слова не сказал, никак себя не выдал – лишь медленно сомкнул свои сонные веки, чтобы из-под них не сверкнули злые и быстрые птичьи глаза.
На третий день он велел приволочь бедного Колу, Колу по прозвищу Рыба, перед собой в цепях. Он хотел тайно бросить его в нижний равелин крепости, чтобы Кола там умер, а дочь бы ждала его, гадала – а потом позабыла бы о нем и ждать перестала.
Но Кола вывернулся из рук стражников и бежал прочь, скрылся среди людей.
Был праздник Вознесения. Утром Родриго провел торжественную литургию и сейчас в окружении домочадцев, друзей и слуг сидел на помосте под балдахином, со своей высоты наблюдая за праздничными гуляниями. Дочь его, Изабелла, стояла при нем.
Туда-то и бежал Кола и, ловко проскользнув сквозь толпу, пал к ногам Родриго:
– Пресветлый кардинал! Я люблю вашу дочь, а она любит меня. Отдайте же ее за меня, потому что здесь, в Мессине, есть святой обычай на Феррагосто[10], в честь Пресвятой Девы: просить и получать.
Встал Родриго, оглянулся мельком на дочь, что стояла ни живая ни мертвая. Но с дочерью было понятно. Толпа горожан безмолвствовала – все знали белого ловца жемчуга. Все любили его за щедрость и доброту. Все чтили старый обычай Мессины. Все ждали ответа кардинала.
10
Праздник Успения Богородицы, по юлианскому календарю 15 августа, совпадает с окончанием жатвы, на юге Италии отмечается с большим размахом.