Тульчинские мастера пели:
Зусе-Довид стал считать по пальцам:
— Изюм… миндаль… торговать…
А потом выпятил губы:
— Вот оно что! Эти «тульчинские» только о барышах и думают.
Совсем по-иному воспринял пение маляров Нахман. За работой он непрерывно ругался:
— Гнусавят они целыми днями! Провалиться им сквозь землю! Вот напасть! От этого пения у меня вечный шум в ушах! Поверите, по ночам не сплю. Дверь скрипнет, а мне уже чудится: опять, проклятые, гнусавят…
Нахман благополучно закончил окраску крыши. Он начал теперь грунтовать и шпаклевать пол в комнате Пенека.
На Буню он сердился за то, что она прозвала его «простой человек, простите», а тульчинских мастеров ненавидел, подозревая их во всяческих кознях.
— Пожалуй, — говорил он, — эти мерзавцы способны и краску мне подменить. Такие на всякую пакость пойдут.
Кончая вечером работу, он старательно запирал свои краски, разговаривал в «доме» только с Пенеком или с кучером Янклом. Ему он жаловался во дворе на Шейндл-важную:
— Вот окаянная! Дело уж было почти сделано. Старик-то меня ценит и готов был всю работу передать мне. Может, конечно, у него и свой интерес был — хотел подешевле все сделать. Ну, а тут эта язва выскочила: «Вы, говорит, покрасите крышу, вы, говорит, покрасите пол… Крыша — пол, пол — крыша… Вы довольны?» Поверишь, мне в ту минуту показалось: десять крыш, десять полов… Словно разума я тогда лишился…. вот язва-то! Голову мне всю замутила!..
Нахман ходил хмурый, сердитый. Зато Пенек за эти дни приобрел товарища: двенадцатилетнего Боруха, старшего сынишку Нахмана, своего первого настоящего товарища.
У Боруха вздернутые носик и верхняя губа точь-в-точь как у его матери. Его острые голубые глаза прикрыты светлыми ресницами, такими лее светлыми, как его белокурые волосы. Ходит он босиком не только из-за летней жары, но и по другой, более веской причине: у него своей обуви еще никогда в жизни не было. Это видно по отвердевшей и огрубевшей коже на пятках, по многочисленным рубцам на них. Они уже не чувствуют при ходьбе ни острых камней, ни битого стекла. На обтрепанных коротких штанишках как раз против колен красуются две внушительные желтые заплаты; круглые и живые, они смотрят, как два больших глаза. Его короткие заплатанные рукава лоснятся, точно их натерли воском и канифолью: этими рукавами Борух года три подряд утирал нос. Теперь его носик сух, в помощи рукавов больше не нуждается, но у Боруха все же сохранилась привычка шмыгать носом и при этом подергивать плечом. Почему Боруху надо обязательно подергивать плечом, Пенек никак не мог понять.
Приобрести дружбу Боруха было делом нелегким. В первые дни Борух приходил к отцу, ни на кого не обращая внимания. На Пенека он смотрел недоверчиво, точно говорил своим взглядом: «Барчук паршивый! Очень ты мне нужен!..»
Пенек неоднократно пытался с ним заговорить, но Борух упорно молчал. Прошло несколько дней, пока он не привык к чужому дому. Тогда Борух как-то раз, мимоходом, задержался возле Пенека, быстро оглядел костюмчик на нем, уперся взглядом в родимое пятнышко, что у Пенека на шее, и вдруг выпалил:
— Богачи человечьи мозги жрут… В аптеках… В запечатанных баночках покупают…
Пенека это поразило. Он не успел ответить: Борух повернулся к нему спиной. Пенек с минуту думал, — Борух не оглядывался. Тогда Пенек пошел на конюшню к кучеру Янклу и, передав ему в точности слова Боруха, удрученно спросил:
— А это правда?
Янкл засмеялся и, передавая потом Нахману слова Боруха, вновь засмеялся. Тут уж и хмурый Нахман не мог сдержать улыбку. Он подозвал к себе Боруха:
— Кто тебе это сказал? Дурень ты этакий!
Борух промолчал, не собираясь, видимо, отвечать. Но потом, дернув плечом, буркнул:
— Ребята сказывали.
Позже, встретив Боруха во дворе, Пенек попытался завязать с ним разговор:
— Что они едят, богачи-то. Как ты сказал?
— Жрут «добро» — вот и все!
Кучер Янкл стоял в дверях конюшни.
Услышав это, он смеясь крикнул Боруху:
— Поди-ка сюда… Кот ты морской!
Зазвав Боруха в конюшню, он подарил ему маленький хлыстик и стал о чем-то с ним болтать. Пенек во дворе страдал — он был почти уверен, Янкл рассказывает Боруху, как не любят Пенека в «доме», плохо одевают, держат на кухне. Через открытые двери Пенек видел: Борух занят полученным в подарок хлыстиком и не слышит, о чем говорит Янкл.