— Цолек, вздуй утюг!
Пенек и тут не отстает. Еще бы! По части раздувания утюгов он считает себя самым настоящим мастером.
Утюг готов, но и у Пенека на одном из пальцев вздулся молочно-серый волдырь величиной с орех. Это Пенек пробовал, горяч ли утюг. Палец ноет. Но кто станет теперь думать об этом?
Цолеку поручают отнести готовую работу местному зажиточному еврею Гдалье, по прозвищу «Гдалье — птица палестинская». Но разве Цолек точно знает, где живет Гдалье? Пенеку же это известно как нельзя лучше. Покажет ли он Цолеку дорогу? Конечно, покажет. За это он только потребует, чтоб костюм, обернутый куском ситца, они по улице несли по очереди.
Гдалье живет на другом конце городка. По дороге Пенек рассказывает Цолику:
— Вот дрянцо! Ехидна сущая! Божий человечек. Только и знает, что целый день молитвы шепчет. Посмотришь на него, так тебе покажется, что не он молится, а бороденка его. И запах от него затхлый, как от старого молитвенника. Видал, лавка у него какая? Самая богатая в городке. А за домом лесной склад. Да еще деньги в рост дает. А сам противный такой. Все часами своими хвастает, таких, мол, точных часов во всем городке нет. Вот как зайдешь к нему, спроси, кстати, который теперь час? День, мол, сегодня особый. Интересно узнать, сколько еще до праздника осталось?
Был полдень. В доме портного Исроела прервали на несколько минут работу, чтоб всем вместе наскоро перекусить. У Пенека с утра еще маковой росинки во рту не было. Он уселся на пороге лицом к улице, чтобы не смотреть, как едят другие. Уходить отсюда не хотелось. Вернуться домой, увидеть, как Фолик и Блюма, искупавшись, надевают новые с иголочки платья, — нет, уж лучше остаться здесь голодным.
Постепенно в доме портного к Пенеку стали привыкать, словно к приставшей кошке. Жена портного бесцеремонно давала Пенеку разные поручения, словно мальчику на побегушках:
— Сбегай, Пенек, принеси из сеней кухонное корытце!
Понемногу стали распоряжаться Пенеком и подмастерья. Шмелек, не прерывая ни на мгновение быстрого движения руки с иглой, мановением бровей подозвал Пенека к столу. Локтем он придвинул серебряный двугривенный.
— На, — шепнул он Пенеку, словно боясь, что хозяин услышит, — снеси к моей… Пусть купит свежего меда в сотах…
Пенек охотно взялся за это поручение. Почему бы и нет!
Ну да, ведь разные времена бывают. Бывают дни, недели, месяцы, когда Пенек, приглядываясь к людям, многое подмечает, обогащается новыми ощущениями. Тогда он настроен радостно и жизнь кажется ему праздником. Но бывают и другие дни — Пенек вглядывается в людей, вглядывается и… ничего не видит. Тогда он, подавленный, тяготится своим бездельем, считает себя ниже всех. В такие дни он объят желанием сделать хоть что-нибудь для окружающих его занятых людей, хоть чем-нибудь им услужить. На большее, чем услуживать, ему тогда кажется, он и непригоден.
Сегодня, в канун Нового года, для Пенека как раз такой день. Он готов всем подчиняться, всем услуживать. Тем более Шмелеку. Он охотно отнесет двугривенный его молодой красавице жене. Почему бы и нет? Шмелек это заслужил. Достаточно он поработал последние дни; пусть хоть в праздник полакомится медом!
Передавая деньги жене Шмелека, Пенек взглянул в ее черные глаза, и вновь ему стало радостно. К словам Шмелека он добавил от себя:
— Шмелек сказал, чтоб вы купили хороший мед. Очень хороший. Самого лучшего сорта…
Теперь он рад, он честно выполнил поручение. Одним взглядом своих черных глаз молодая женщина как бы влила в него бодрость.
По всей улице уже разносится запах праздничных блюд: отварной рыбы и лапши. Запах лука и перца, острый, раздражающий, бьет в нос, заставляет слезиться глаза. В крепости этих запахов, поднимающихся над почти готовыми праздничными яствами, чувствуется поздний полуденный час. Верно, уже поздно: пять часов, шесть, может быть, даже позже.
От этих заманчивых ароматов голодный Пенек спасается тем, что зажимает рукой нос и рот. Только. этих вкусных запахов недоставало, черт бы их побрал!
Кстати, люди стараются убедить бога, будто ему доставляет удовольствие, когда в Новый год они жрут до отвала[10]. Набожные люди, кроме того, уверяют, что богу угоден пост в судный день. Вот и разберись! Пенек думает: врут они! Как им выгодно, так и говорят…
Его недолго занимает эта мысль. Он уже вновь в доме портного Исроела. Там ему торопливо предлагают:
— А ну-ка, поживее! Подсыпь-ка угольков во все три утюга! Хочешь?
Хочет ли он? Еще бы! Чем больше ловкости требует работа, тем она желаннее для Пенека.
10
По еврейским верованиям, обильная еда в день Нового года считается особо богоугодным делом, таким же богоугодным, как пост в судный день.