Но когда вечером 8 апреля Ли донесли, что станцию Аппоматтокс заняла, по-видимому, лишь кавалерия северян, он поручил пехоте Дж. Гордона и кавалерии Ф. Ли атаковать и занять станцию, строго предупредив их, если вдруг появится пехота северян (с ней Ли уже не рисковал соперничать), следует немедленно отступить. Когда утром 9 апреля эта атака началась, казалось, что замысел Ли подтверждается: спешившиеся кавалеристы Шеридана вскоре почувствовали, что натиска опытных пехотинцев они не выдерживают. Но в это время вдали показалась гигантская масса пехоты северян, на ходу разворачивавшаяся для атаки. Гордон и Ф. Ли сразу же отвели войска назад и послали к Р. Ли курьера с донесением. А северяне по просьбе выехавшего им навстречу парламентера согласились «отложить» атаку и дождаться результатов ожидаемой встречи Ли и Гранта.
Эта историческая встреча состоялась днем 9 апреля в доме местного фермера У. Маклина, в котором ныне устроен мемориал. (Кстати, прежде Маклин жил в Манассасе, но после того как прямо у его дома прогремели два сражения при Булл-Ране, он уехал в захолустный Аппоматтокс, где, как он верил, не будет таких ужасов. Но и последнее сражение этой войны настигло его.) Вначале, как шутливо вспоминал Грант, разговор с Ли «шел так приятно, что я чуть было не забыл о цели нашей встречи»[8]. Затем на листке бумаги Грант написал свои условия: северянам должны передать списки наличного состава войск, затем офицеры должны были дать подписку за себя и от имени солдат о лояльности к правительству США, после чего следовало передать северянам все армейское имущество. Офицерам, правда, разрешалось сохранить личное имущество и лошадей. По просьбе Ли лошадей сохранили и за теми солдатами, которые в свое время пришли с ними на службу. А после завершения формальной стороны сдачи все экс-мятежники могли отправляться домой.
Спустя три дня, 12 апреля, у Аппоматтокса состоялась церемония сдачи оружия армией Ли. К сомкнутому строю специально назначенных Грантом двух бригад Потомакской армии медленно, еле вытаскивая ноги из грязи, приближались колонны бывших солдат, три дня назад превратившихся в прежних фермеров, рабочих, клерков, но еще не сменивших военную форму на гражданское платье. Северяне не испытывали ненависти к бывшим противникам. Офицер-южанин Г. Дуглас вспоминал: «Плотная линия солдат Союза стояла напротив нас в полном молчании. Когда мой поредевший и оборванный отряд под изодранным пулями знаменем направлялся на свое место, кто-то в рядах голубых мундиров нарушил молчание и призывно выкрикнул троекратное приветствие последней из сдававшихся бригад. Оно было подхвачено всеми, кто знал, что оно означает. Но для нас это солдатское великодушие оказалось выше того, что мы могли вынести. Многие седые ветераны рыдали, как женщины»[9]. Затем бывшие мятежники стали расходиться.
Встал вопрос и о капитуляции остальных групп южан, прежде всего частей Джонстона, наиболее крупных. Но прежде чем Шерман и Джонстон для обсуждения формальностей встретились 17 апреля в столице Северной Каролины Роли, произошли события, повергшие страну в ужас. Вечером 14 апреля президент Линкольн, смотревший спектакль в театре Форда, был смертельно ранен актером-неудачником Джоном Бутсом. На следующий День президент скончался, и его место занял 57-летний вице-президент Эндрю Джонсон. Тогда же, вечером 14 апреля, в дом государственного секретаря Сьюарда ворвалось несколько убийц, один из которых ранил ножом Сьюарда, а затем и его 35-летнего сына Фредерика, бросившегося на защиту отца. Заговорщики намеревались убить и Гранта, но не застали его в президентской ложе в театре, а потом, хотя и пытались выследить, не нашли подходящего момента для нападения.
После некоторой заминки Джонстон и Шерман 26 апреля подписали перемирие, по которому в г. Гринсборо сложили оружие 37047 южан. Сдались и менее крупные их группы: Р. Тэйлор в Миссисипи и Алабаме (4 мая), Э. Кэрби-Смит в Арканзасе и Луизиане (26 мая) и проч. В последние дни войны кавалеристы генерала-северянина Уилсона провели в Алабаме блестящую по замыслу и исполнению рейдовую операцию, которую американские историки Р. и Т. Дюпай назвали «провозвестником танковых блицкригов будущего»[10]. А 10 мая в г. Ирвинсвилле, на границе Джорджии и Флориды, был случайно задержан и по установлении личности арестован экс-президент экс-Конфедерации Дэвис. 29 мая президент США Э. Джонсон в специальной декларации объявил об амнистии всем участникам мятежа, исключая высших военных и гражданских лидеров Конфедерации, лично ответственных за сецессию и разжигание войны.
Послесловие
Итак, мы расстаемся с героями книги, с захватывающими сражениями этой войны, с переломным для американской истории временем. Каковы же основные уроки тех трагических лет, почему к гражданской войне в Америке снова и снова обращается внимание обществоведов США и многих других стран? Прежде всего отметим, что значение этих событий выходило далеко за рамки временных и национальных границ. Еще на первом этапе войны, в октябре 1862 г., на это указывал Маркс, писавший, что «происходящие там (в США. — С. Б.) события имеют всемирное значение»[1]. Ленин также подчеркивал «величайшее, всемирно-историческое, прогрессивное и революционное значение гражданской войны 1863—1865 годов в Америке!»[2] Говоря о войне «1863—1865 годов» (а не 1861—1865 гг.), Ленин специально выделял ее наиболее важный, революционный, этап. Приведем и характеристику Маркса и Энгельса, прямо касающуюся главной темы данной работы: «С какой бы точки зрения ни рассматривать Гражданскую войну в Америке, она представляет зрелище, не имеющее себе равного в летописях военной истории»[3].
Итогом войны Севера и Юга стало снятие с повестки дня (неполное, половинчатое) двух важнейших для США проблем, назревших задолго до начала войны, — ликвидация негритянского рабства и буржуазно-демократическое решение земельного вопроса. Поскольку еще до начала военных действий произошел политический раскол страны, к задачам войны прибавилось и воссоздание США в прежнем составе штатов (а для рабовладельческого Юга — закрепление и сохранение раскола). В осуществлении этих трех задач (или их части) было заинтересовано большинство населения страны, включая и определенные слои жителей Юга. Следует помнить, однако, что, как справедливо отмечал Р. Ф. Иванов, «гегемоном революции, ее руководящей силой были революционные круги буржуазии»[4]. Именно их экономическим и политическим интересам максимально отвечало решение триединой задачи войны. Поэтому основные плоды победы Севера достались буржуазии, а не «чернорабочим» этой войны: рабочим и фермерам Севера, неграм Юга. В этом вкратце основной итог войны.
В то же время последующее развитие американской истории, вплоть до наших дней, выявило и другие итоги гражданской войны. Стремительное развитие капиталистического производства в США в последней трети XIX в., в огромной мере стимулированное благоприятными: для буржуазии итогами войны, ускорило и усилило резкую социальную поляризацию населения страны. Это вело не только к росту социальных противоречий и соответственно усилению классовой борьбы. Одновременно увеличивалась и социальная пассивность значительных масс населения, что легко объяснить боязнью за завтрашний день, стремлением реализовать свои силы исключительно в сфере индивидуально-практической деятельности, а не коллективной борьбы за улучшение условий труда и быта.
Эта социальная и политическая пассивность, в широких масштабах проявившаяся после окончания гражданской войны, давала о себе знать (хотя и не в такой степени) и в ходе войны. В тылу Севера наряду с десятками тысяч добровольцев, рвавшихся на фронт, были и десятки тысяч лиц, саботирующих призывы в армию, беспринципно менявших партийные привязанности, а на фронте не являлось редкостью дезертирство. На Юге эти явления были распространены меньше, так как превосходство Севера в материальных и людских ресурсах наглядно показывало большинству южан пагубность такого рода «вольностей».