Потерпев неудачи при первых налетах, противник, менял тактику.
Одиночные вражеские самолеты и небольшие группы на большой высоте подходили к зоне зенитного огня и старались, как можно дольше находиться в этой зоне и держать зенитчиков в напряжении. Это очень утомляло и изматывало силы, и Соня больше всего не любила такие их маневры. Надо было иметь огромную выдержку, чтобы не сорваться и не выпалить «из пушки по воробьям», а «воробьи» эти были в недосягаемой высоте. Вначале Соня очень нервничала, но потом научилась держать себя в руках и относиться спокойнее к таким ситуациям, но при этом не теряла бдительности.
Одним из коварных приемов врага было использование для налетов на наши объекты советских самолетов, захваченных на советских аэродромах. Зная маршруты полетов наших дальних бомбардировщиков, фашистские летчики ждали их возвращения и пристраивались в хвост. Под таким прикрытием им удавалось иногда достигать советских аэродромов. Один из таких самолетов появился над Подольском. Он летел на небольшой высоте и внезапно атаковал зенитную батарею. Нападение, конечно, было неожиданным, но соседний расчет быстро справился с шоком, изготовился и дал отпор врагу. В напряженной боевой обстановке обострялось чувство ответственности, повышалась бдительность, собранность и готовность к действию.
Применяли немецкие летчики и такой прием, который очень быстро раскусили зенитчики. Линию фронта самолеты проходили на большой высоте и, приблизившись к зоне артиллерийского огня, выключали моторы. Некоторым, планируя, удалось проскочить к окраинам города и сбросить бомбы. Потом на форсированном режиме они снова набирали высоту и уходили из опасной зоны. Конечно же, эти ухищрения заставали воинов врасплох, и позволяли гитлеровцам добиться отдельных успехов, но это никак не отразилось на ходе боевых действий под Москвой. Но то, что немецкая авиация не достигла больших успехов под Москвой, вовсе не означало, что противник был слабым.
На всю жизнь Соне запомнился один из массированных ночных налетов вражеской авиации. Это был сплошной кошмар. Пока самолеты противника были вне зоны досягаемости зенитно-пулеметных расчетов, она только наблюдала за боем самолетов. Прожектора выхватывали из темноты детали боя. Атакующие коршунами носились в воздухе, подбитые, волоча за собой шлейф дыма и языки пламени, уходили к земле. Белыми облачками обозначались разрывы снарядов. Это было страшно. Армада направлялась прямо на Москву. Вражеские бомбардировщики шли с трех направлений. За ними с интервалом в десять минут шли четыре группы самолетов. В общей сложности в воздухе было до семидесяти бомбардировщиков. На их пути в небо с определенной периодичностью поднимались лучи прожекторов. Того, кто попал в лучи прожекторов, сразу же атаковали советские истребители. А немецкие не только отстреливались от самолетов, но еще и пытались «погасить» прожектора. Некоторые бомбардировщики, освобождаясь от груза, ложились на обратный курс, но основная часть продолжала упорно лететь на Москву, отстреливаясь от наседавших истребителей.
В зону действия зенитной артиллерии эта группа проследовала не в таком уже строгом порядке. Зенитчики встретили непрошенных гостей стеной разрывов. Они стали метаться, как загнанные звери, отыскивая «просветы» в завесе зенитного огня, через которые можно бы было улизнуть. Но, ни одному из них не удалось уйти.
Однако расслабляться было рано. За первым эшелоном следовал второй, потом третий, четвертый. Это было не для слабонервных. «Наверное, так бывает конец света» – думала Соня. Очень хотелось зажмурить глаза, чтобы не видеть этой грохочущей несущейся прямо на нее чудовищной силы, но закрывать их было нельзя. Передние самолеты выбрасывают САБы[6] и прокладывают ими маршрут, освещая цели, по которым надо бомбить. А Соня должна была не только поражать вражеские самолеты, но и «гасить» эти «люстры», как коротко и образно они называли светящиеся авиабомбы. Это была ночь ужаса. Соня удивлялась опыту командиров, которые так мастерски владели ситуацией и точно ориентировались, казалось, в неразберихе воздушной обстановки. Но это только казалось непосвященному взгляду. Командиры всех подразделений владели ситуацией, и каждый на своем месте четко выполнял распоряжения старших. Ими своевременно переносился огонь на наиболее опасные цели. Если бы этого не было, отразить такой массированный налет не было бы никакой возможности. Но они его отразили. Пять часов продолжался налет. Пять часов смертельной опасности, нечеловеческих усилий и… на востоке, едва посветлевшим небом, определялся восход. Соня ослабила хватку рук, потрясла ими в воздухе, чтобы снять напряжение, и повалилась наземь прямо тут, у пулемета. Но сквозь усталость и напряжение, которое все еще владело ею, проступало осознание успеха. А это окрыляло, вселяло уверенность и поднимало на более высокий пьедестал в собственных глазах. Здесь не было цветных пуль, и не возможно было подсчитать, кто, сколько поразил целей, но это была общая победа – одна на всех. Бесстрашные воины-девчонки отражали несколько яростных атак в день. В одном из документов командования 23-й немецкой армии, относящегося к тому времени было записано: «Бои наземной армии в последние два месяца потребовали использования непосредственно в наземном бою соединений тяжелых, сравнительно малоскоростных бомбардировщиков. При этом установлено, что потери в самолетах в результате обстрела с земли были исключительно велики. В одном соединении, введенном в бой для непосредственной поддержки наземных войск, количество действующих самолетов уменьшилось в результате обстрела с земли до 50 процентов. Причину этого следует искать в хорошо организованной противовоздушной обороне русских…»[7]