1. Что у тещен(и)ки да зять пирует (ы),
Зять пирует (ы).
2. Его тещен(и)ка да улещает.(ы),
Улещает (ы).
3. Стакан пива ему да подношает (ы),
Подношает (ы).
4. — Уж ты выпей-ка, зять мой милый, да,
Зять мой милый, да.
5. Уж ты с этыва пьян не будешь, да,
Пьян не будешь, да.
6. Уж ты допьяна не напивайся, да,
Не напивайся, да.
7. Перед Оленькой не ломайся, да,
Не ломайся, да.
8. Что у Оленьки ручки белы, да,
Ручки белы, да.
9. На руках кольца золотые, да,
Золотые, да.
На свадьбах и гулянках пели плясовую «Николи меня хмелина».
1. Николи[4] меня хмелина
Не разымывала.
Припев: Люли, моё люли, да,
Не разымывала.
2. А теперича меня, да,
Хмелинушка разняла.
3. Разняла меня хмелина,
Полюбил щеголь-детина.
4. Иванушка сиротина
Разожег сердце ретиво.
5. Разожег он, распалил,
Чулочками подарил.
6. Чулочками подарил,
Новы котики купил.
7. — Вы носитесь, коты,
Разбивайтесь, каблуки.
8. Не сама коты купила,
Не сама деньги платила.
9. Заплатили за коты
Молодые робяты.
Н. В. Гоголь когда-то говорил, что под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек, то есть вся его жизнь связана с песней и в горе, и в радости. Мы сейчас сетуем, что наши дети слушают не ту музыку, им ближе западная эстрада, рок. Нашу родную, кровную народную песню они воспринимают как что-то чуждое, непонятное. Это страшно...
Как случилось, что песня — эта душа народа — стала нам ненужной?
Как-то один очень уважаемый товарищ с горечью сказал мне, что вот, мол, он — русский человек, а народную песню воспринимает как нечто экзотическое, а исполнители ее представляются ему людьми с острова Пасхи. Как же наши дети будут знать и любить родные русские песни, если с рождения они их не слышат. Колыбельных песен мы тоже уже не поем, не знаем. Сказки забыли. На худой конец включим проигрыватель, поставим пластинку и — слушай деточка! Механическая бабушка и сказки сказывает, и песни поет. Отвыкают от голоса близких наши дети, отчуждаются.
Своим детям я пела «Голубеньки глазки». Откуда эта песня — не знаю. Но странно — никогда ее не забываю.
Голубеньки глазки
Сделали салазки,
Сели да поехали,
К дедушке заехали.
— Чево, деда, дела(е)шь?
— Ступу да лопату.
Ступу да лопату,
Корову горбату.
Корова-то с кошку,
Надоила с ложку.
Пора, ба(б)ушки, вставать,
Курам зернышки давать.
Куры улетели,
На сосенку сели.
Сосна обломилась,
Друга уродилась.
Шли две татарки,
Сломили по палке,
Убили ворону,
Понесли к Мирону.
У Мирона два коня,
Третья курочка ряба...
Будучи уже студенткой, спрашивала у мамы, помнит ли она колыбельные песни... «Что ты, ничё не помню, не знаю!» — отвечала она. А когда мои дети были маленькими, откуда что бралось. Пела и пела им она песни. «Мама, ты же говорила, что не помнишь ни одной». А она отвечала удивленно: «Откуда чё и беретца?» И заводила:
А ту-ту, ту-ту, ту-ту!
Себе места не найду,
Себе места не найду
Ни на печке, ни в углу.
Ни на печке, ни в углу
В посиден(ы)ки пойду.
В посиденках не сидится,
В руках дело не спорится,
Донце гнется,
Нитка рвется,
Мочка клокчется,
Прясть не хочется.
Пойду к дяде Миколаю,
На печь лягу, захвораю.
— А ты, дядя Миколай,
Самородинку дай!
— Самородинка в лесу,
Пойду схожу, принесу!
Или:
А люли, а люли,
Прилетали три гули,
Прилетали три гули,
Садились на краюшки.
Перва гуля говорит:
— Надо кашку варить.
Друга гуля говорит:
— Надо детоньку кормить.
Третья гуля говорит:
— Надо спать уложить,
А люли, а люли,
Надо спать уложить.