Взгляды Начальника Главного штаба не претерпели изменений — генерал был противником активных действий России в этом регионе и расходился с молодым императором в мнениях, выступая за отказ от приобретения новых территорий{448}. На Особом Совещании по вопросам дальневосточной политики от 20 января(1 февраля) 1895 г. он высказался против совместного англо-русского выступления здесь в пользу коллективного демарша европейских держав с целью оказания давления на Японию (это предложение было принято ОСО){449}. При этом Обручев, верный своей методе, сделал ряд дополнительных замечаний: 1) он выступил против присоединения «каких-либо корейских островов», а фактически против изменения границы в Приамурье{450}; 2) Обручев возражал против переброски кораблей Балтийского флота на Тихий океан{451}.
Пророческими оказались мысли Обручева, высказанные им на Особом Совещании 30 марта(11 апреля) 1895 г.: «По мнению начальника главного штаба, для нас в высшей степени важно ни под каким видом не впутываться в войну. Необходимо иметь в виду, что нам пришлось бы воевать за десять тысяч верст с культурной страной, имеющей 40 миллионов населения и весьма развитую промышленность. Все предметы военного снаряжения Япония имеет у себя на месте, тогда как нам пришлось бы доставлять издалека каждое ружье, каждый патрон для наших войск, расположенных на огромной некультурной территории с населением не более полутора миллионов. Ближайшие войска могут прибыть к месту военных действий лишь через три месяца, а из Омска и Иркутска только через пять. Генерал-адъютант Обручев высказывает убеждение, что необходимо действовать дипломатическим путем; впутаться же ныне в войну, на которую нас будут, вероятно, наталкивать европейские державы, было бы для нас величайшим бедствием, тем более, что мы не обеспечены ни на западе, ни на Кавказе… Генерал-адъютант Обручев заявляет, что мы могли бы достигнуть всего, что нам нужно, в согласии с Японией, а Китай нам не страшен. По соглашению с Японией мы могли бы занять северную Маньчжурию»{452}.
На совещании победила точка зрения Витте, которую он изложил следующим образом: «Тогда я сказал, что Японии необходимо поставить ультиматум, что мы не можем допустить нарушения принципа целости и неприскосновенности Китайской империи, а потому не можем согласиться на тот договор, который состоялся между Японией и Китаем; конечно, согласие Китая на этот договор было вынужденным, так как Китай является стороной побежденной. Затем я сказал, что Японии, как стороне победившей, надо предоставить вознаградить свои расходы посредством более или менее значительной контрибуции со стороны Китая. Если же Япония на это не согласится, то нам ничего не остается делать, как начать активные действия; что теперь еще не время судить о том, какие активные действия предпринимать, но я того убеждения, что можно дойти и до бомбардировки некоторых японских портов»{453}. Удержаться в рамках политики невмешательства России не смогла. Было принято решение добиваться восстановления status quo ante bellum, сначала советами в Токио, а затем требованиями{454}. Основой для последних должно было стать русско-франко-германское выступление.
4(16) апреля 1895 года Николай II записывает в своем дневнике результаты совещания по дальневосточной политике: «Решили: настоять энергично на очищении японцами южной части Манчжурии и Порт-Артура; если же они не послушаются совета, то принудить их к тому силой. Дай Бог, только не втянуться в войну!»{455} В. Н. Ламздорф отметил в своем дневнике личное отношение Николая II к проблеме: «Государь проявляет, вообще говоря, симпатию к китайцам и определенное недоверие к японцам»{456}. 17 апреля 1895 г., через шесть дней после Особого совещания, в Симоносеки был подписан японо-китайский мирный договор. Китай признавал независимость Кореи (ст.1), что открывало дорогу японской экспансии в этой стране, передавал японцам южную часть провинции Мукден (совр. Шеньян, КНР) от Ялу до Инкоу — т. о. Ляодунский полуостров, побережье Манчжурии и прилегающие к нему острова в Желтом море переходили к Японии. Китай также уступал о-ва Пенхуледао и Тайвань (ст.2), обязался в 7 лет выплатить 200 млн. лян серебра (ст.4) контрибуции (около 300 млн. рублей по тогдашнему курсу), японские подданные получали право заниматься любым видом деятельности в торговых портах и городах Цинской монархии (ст.6). Гарантией уплаты контрибуции стала оккупация японскими войсками Вейхайвея (ст.8), при этом ¼ всех расходов на содержание японского гарнизона (по соглашению численность его ограничивалась бригадой) брал на себя Китай (отдельная статья 1){457}.
448
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. М.1932. Т.3(52). С.69.
449
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. М.1932. Т.3(52). С.73.
450
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. М.1932. Т.3(52). С.72.
451
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. М.1932. Т.3(52). С.73.
452
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. М.1932. Т.3(52). С.82.
454
Первые шаги русского империализма на Дальнем Востоке(1888–1903 гг.).// КА. 1932. Т.3(52). С.83.
457
Сборник договоров и дипломатических документов по делам Дальнего Востока 1895–1905. СПб.1906. С.1—13.