Во время этой процессии барабаны били «встречу». Наконец тело Домбровского, завернутое в красное знамя, было положено в гроб.
Верморель, брат генерала, его офицеры и около двухсот гвардейцев стояли с обнаженными головами. «Вот тот, кого обвиняли в измене! – воскликнул Верморель. – Одним из первых он отдал свою жизнь за Коммуну. А мы… что делаем мы, вместо того чтобы подражать ему?»
Он продолжает говорить, клеймя трусов и паникеров. Его речь, обычно сбивчивая, льется, воспламененная страстью, подобно расплавленному металлу. «Поклянемся же умереть, но не отступить ни на шаг!» Это были его последние слова; он сдержал их. Гул орудий, стоявших в двух шагах от этого места, временами заглушал его голос. Мало было среди присутствующих тех, кто сумел удержаться от слез.
Счастливы те, кто удостоился таких похорон! Счастливы те, кто был предан земле в разгар битвы, по ком прогремел прощальный салют пушек, кого оплакали друзья!»
В это же самое время предатель Вейссе, которого версальцы использовали, чтобы бросить тень подозрения на героя, был расстрелян на Новом мосту.
Версальцы продолжали неуклонно продвигаться вперед. В четыре часа дня они захватили Пантеон. Расстрелы без суда продолжались: на улице Сен-Жак и улице Гэ-Люссак было расстреляно 40 человек, и среди них Рауль Риго. Однако на Бютт-о-Кай федераты во главе с Врублевским отражали все атаки версальцев.
На правом берегу Сены был захвачен Северный вокзал, но Восточный вокзал, Шомонские высоты, Американские каменоломни и Пер-Лашез оборонялись с помощью пушек. К вечеру 24 мая в руках коммунаров оставались только XI, XII, XIX и XX округа, а также некоторые районы III, V и XIII округов.
Вечером версальцам удалось окружить баррикаду у ворот Сен-Мартен. Находящийся рядом театр был охвачен пламенем пожара. Версальцы подошли к Восточному вокзалу и к площади Ратуши; на левом берегу Сены они заняли парк Монсури.
Истребление федератов продолжалось. Версальская пропаганда кричала о «поджигательницах», обвиняя женщин в пожарах, которые опустошали Париж. Солдаты Тьера уже не довольствовались расстрелом мужчин, они расстреливали также и женщин.
В этой атмосфере ненависти, доведенной до крайности, и было казнено в тюрьме Лa-Рокет несколько заложников, в том числе парижский архиепископ Дарбуа. В течение нескольких недель Тьер упорно отклонял предложение Коммуны обменять этого прелата на арестованного в провинции Бланки [208].
24 мая, в 9 часов вечера, Военная комиссия Коммуны распорядилась расклеить следующий приказ:
«Немедленно сжигать все дома, из окон которых будут стрелять по национальной гвардии, и расстреливать всех жителей этих домов, если они не выдадут или сами не казнят виновников этого преступления».
Борьба становилась все более напряженной. Кровожадные действия версальцев заставляли бойцов Парижской Коммуны принимать самые решительные меры. Как далек был этот приказ Военной комиссии от примиренческих предложений Центрального комитета национальной гвардии, упоминавшихся выше и опубликованных в тот же день в «Journal Officiel».
Четверг 25 мая
С утра пушки, увезенные из X округа, были доставлены федератами на площадь Шато д'О. Набережная Жемап все еще находилась в руках коммунаров. Версальцы поставили своей целью захватить в этот день площадь Бастилии (генерал Винуа) и площадь Шато д'О (генералы Дуэ и Кленшан). Они вели наступление в этих двух направлениях.
Мэрия XI округа оставалась центром Коммуны, доживавшей последние дни. 25 мая, в полдень, около двадцати членов Парижской Коммуны и Центрального комитета ознакомились с сообщением секретаря посольства США, предлагавшего им посредничество пруссаков. Делегаты, выделенные для поездки в Венсен с целью установления контакта с этими посредниками, не смогли добраться туда, так как им воспрепятствовали федераты, хотя они имели при себе пропуска. Считают, что, делая свое предложение, предусматривавшее приезд делегатов в Венсен, посол США имел в виду скомпрометировать Парижскую Коммуну [209].
Беспощадная борьба продолжалась: Франкель был ранен, ранена была и Елизавета Дмитриева. Брюнель тоже был ранен, а Верморель получил смертельное ранение. Но ожесточенная борьба продолжалась. Версальцы завладевали баррикадами лишь после жестоких и упорных боев.
На левом берегу Сены Врублевский, который героически сражался на Бютт-о-Кай, получил приказ отступить к XI округу. Но он воспротивился этому и перенес центр сопротивления к площади Жанны д'Арк. Он согласился перейти на правый берег лишь после того, как солдаты Тьера овладели мэрией XIII округа и начали занимать бульвар Сен-Марсель.
Когда Врублевский прибыл в мэрию XI округа, Делеклюз предложил ему главное командование. Но на вопрос Врублевского: «Есть ли у вас хоть несколько тысяч решительных людей?» – Делеклюз ответил: «Самое большее несколько сот человек».
Делеклюз был убит у входа на бульвар Вольтера, близ площади Шато д'О (ныне площадь Республики). Он явно стремился покончить счеты с жизнью, которая после поражения Коммуны теряла для него всякий смысл [210].
Вот как описывал смерть Делеклюза Лиссагарэ:
«Солнце садилось за площадью. Делеклюз, не оглядываясь, чтобы узнать, следует ли за ним кто- нибудь, шел все тем же шагом, – единственное живое существо на бульваре Вольтера. Дойдя до баррикады, он повернул налево и взобрался на камни. В последний раз увидели мы его суровое лицо, обрамленное короткой белой бородой, лицо, обращенное к смерти. Внезапно Делеклюз исчез. Он упал, сраженный наповал».
К вечеру 25 мая часть столицы, находившаяся в руках Коммуны, еще больше уменьшилась. Коммунары занимали только XIX и XX округа и примерно половину XI и XIII округов.
Бойня продолжалась. Маршал Канробер поздравлял Тьера.
«Позвольте мне выразить свою радость по поводу ваших последних успехов в борьбе против гнусном анархии, – писал маршал. – Они умерили мое глубокое сожаление, что мне не пришлось сражаться против нее… Благодаря вам и благодаря своей армии Франция избавилась от самой страшной, самой ужасной опасности, которая когда-либо угрожала ей» [211].
Версальцы буквально купались в крови народа. Они терзали и мучили Париж, ибо не могли простить Коммуне того, что она явилась предвестницей нового мира.
Пятница 26 мая
На рассвете этого дня версальцы овладели Лионским вокзалом, баррикадой на улице Касте поблизости от Бастилии и сквером Тампль вблизи площади Шато д'О. С этого момента план Мак-Магона состоял в том, чтобы, осуществив обходное движение, захватить высоты Менильмонтана и Бельвиля, в то время как Винуа должен был занять площадь Бастилии и площадь Нации.
Вскоре после полудня площадь Бастилии была захвачена, а к концу дня версальцы достигли площади Нации, но шквал артиллерийских залпов с Пер-Лашез заставил их отойти. Тем не менее наступление войск Тьера неуклонно продолжалось. Лишь в нескольких местах его сдерживал огонь орудий Шомонских высот, Бельвиля и Пер-Лашез.
Сопротивление коммунаров становилось все менее организованным и согласованным. Коммуна, члены которой рассеялись по округам, все более теряла возможность играть руководящую роль.
Несколько членов Коммуны, в том числе Варлен и Ранвье, сошлись в XX округе с несколькими членами Центрального комитета. Они пытались обсудить положение и принять некоторые меры, но их возможности все более сокращались.
Они решили бороться до конца. Это решение нашло выражение в следующей афише – последней афише Коммуны, которую Ранвье распорядился отпечатать вечером 26 мая:
«Граждане XX округа!…
Если мы будем разбиты, вы знаете, какая участь ждет нас… К оружию!… Будьте бдительны, особенно ночью… Я призываю вас в точности исполнять приказы…
Окажите поддержку XIX округу; помогите ему отразить врага. От этого зависит и ваша собственная безопасность…
Не ждите, когда подвергнется нападению сам Бельвиль… и тогда Бельвиль сможет вновь восторжествовать. Итак, вперед… Да здравствует Республика!» [212]