Прощаясь с кораблем, захватили мы с собой на поверхность лист медной обшивки, кусок шпангоута и два медных кованых гвоздя. Теперь цветной металл обсох, и зелень стала ярче, а морские животные и растения давно пооблетали. Куски же шпангоута, высохнув, еще долго дарили нам запахи моря, и если товарищи, приходя ко мне и рассматривая почерневший и затвердевший кусочек мореного дуба, сомневались в его происхождении, то я советовал им понюхать изъеденную морскими древоточцами дорогую мне находку.
К очерку Александра Рогова
«БЫЛЬ О ЛЕГЕНДАРНОМ ФРЕГАТЕ»
Очерк
Перевод с эстонского Натальи Калаус
Худ. Л. Костина
Мы живем в Пиме. Вообще-то «пим» на языке хантов — эго меховой сапог, но село, приютившее нас, названо так по реке.
В начале лета река Пим, вобрав в себя талые воды, становится широкой — от берега до берега метров двести, не меньше — и по-спринтерски стремительной. Купаться в ней не тянет — вода все же холодная. Другое дело — порыбачить: из сибирских лососевых здесь водится нельма, есть щука, окунь, язь и плотва. Зимой река, присмиревшая, лежит под толстым ледово-снежным панцирем. Лишь лыжни да санная колея, ведущие к геологам и буровикам, отмечают ее русло.
Справа, на крутояре, шумит темно-зеленый кедровник, на левобережье простирается болото, и там, на непролазных летом марях, торчат буровые вышки.
Вот на этой реке и стоит село Пим. Несколько десятков небольших, но крепких изб теснятся на берегу, возле каждой — хлев. Свиньи и поросята в тепле, а лошадей даже в морозы держат во дворе под навесом. Впрочем, лошадей здесь немного, на все село — раз-два — и обчелся. Зато собак не счесть, как не определить и породу этих четвероногих друзей.
Есть в Пиме школа-интернат, есть продуктовый и промтоварный магазины, амбулатория, контора связи.
Зимой в селении жизнь затихает. Ханты уходят в тундру со стадами оленей. Лишь изредка тот или другой наведывается в Пим, чтобы пополнить запасы продуктов.
Летом здесь куда оживленнее. На реке полно лодок — идет лов плотвы. Тут же, в селе, рыбу сдают на рыбоприемный пункт, где ее обрабатывают — вялят. Далеко, даже в Москве, известен пимский деликатес.
Сейчас в деревне затишье. Вытащенные на берег лодки укрыты снежным одеялом, на дверях рыбного цеха висит замок.
Но давайте перенесемся в лето, в тот июньский день, когда мы впервые ступили на здешнюю землю.
Юноша-хант Сергей посадил нас в свою моторку, лихо запустил «Вихрь» и взял курс вверх по реке. Мотор мощный, но по тому, как вибрирует корпус, чувствуется, что суденышку нелегко преодолевать течение.
Местами не понять, где русло, а где левый болотистый берег: река разлилась, затопила кустарник. Уже тепло, без малого 25 градусов, но березы и ивы только-только покрываются нежнозеленым пушком листвы.
Далее по течению река делает огромную петлю, и, проплыв с полчаса, мы по сути возвращаемся к исходной точке — от того места, где отчалили, нас отделяет лишь топкая, поросшая редколесьем полоска земли шириной от силы метров двести. Впечатление такое, будто параллельно, но в разных направлениях текут две реки.
Лодка упрямо тянет против течения. С обеих сторон к воде подступает лес в весеннем убранстве. Слева от нас — он стройнее, справа — малорослее, гуще.
Вскоре показывается небольшой причал. На паром въезжают грузовики с трубами для буровых, с цементом, с бетонными плитами. В километре от паромной переправы виднеются очертания мостового каркаса. Как только сделают настил, движение пойдет по мосту, а пока единственный способ перебраться с берега на берег — этот маленький паром. От его работы зависит, как скоро будут доставлены по назначению тысячи тонн стали и цемента, как скоро нефть и газ пойдут отсюда в Сургут, в Тобольск, в Тюмень и Омск.
3
Журналист Юло Тоотсен — корреспондент Эстонского телевидения, который вместе с большой группой комсомольцев Эстонии принимал непосредственное участие в строительстве Сургутской трассы. Свои впечатления о двухлетнем пребывании на тюменской земле Ю. Тоотсен обобщил в готовящейся к изданию на эстонском языке в Таллине книге «Дорога к нефти», откуда мы и публикуем в русском переводе одну из глав.