— Ничего. Поезжайте дальше без меня, прикажите сменить дозорных у ворот. Мы отлучимся ненадолго.
Боярин понимающе кивнул, вернулся, передал приказ князя остальным. Строй разбился, дружинники шумной толпой повернули к посаду. Дождавшись, пока конец бывшего строя скрылся за деревьями, Всеслав натянул поводья, коротко бросил Александре:
— Держись!
Конь, послушный твёрдой руке хозяина, сорвался с места и полетел точно на невидимых крыльях. Княжна заметно побледнела, испуганно прижалась к Всеславу. Не искала у него защиты, повиновалась какому-то минутному порыву, но когда он обнял её и притянул к себе поближе, стало вдруг намного спокойнее, и быстрый бег коня уже не так пугал. Тёплый ветер хлестал по лицу, рвал волосы. Белый шёлковый платок сбился с головы Александры, и закатные солнечные лучи золотыми нитями вплелись в её светло-русые косы. Она поспешила его поправить: нельзя до венчания голову непокрытой держать… Мимо проносились деревья, низкие — в один или два пола — дома, высокая трава ласково касалась ног. Спустя какое-то время бешеной скачки они оказались на пологом берегу. Всеслав остановил коня, спрыгнул из седла, помог спешиться своей спутнице, и Александра смогла рассмотреть два крутых изгиба реки, старую сломанную берёзу, печально опустившую свои ветви к самой воде, редкие золотистые колосья, проросшие прямо среди густой травы, всё ещё по-летнему яркой и буйной. Стоял уже месяц вересень[15], и солнце уже не палило нещадно, скорее, согревало, лаская лицо и руки тёплым дыханием ветерка. Голубое, точно лён, небо было тронуто малиновыми росчерками заката и казалось не по-взаправдашнему чистым и низким. Ни облачка, ни птицы не виднелось на его ровном покрове, и где-то вдалеке, за холмами и деревьями, оно сливалось с рекой, такой же голубой и кристально чистой.
— Хорошо как! — воскликнула княжна. Шёпотом, словно боясь громким разговором нарушить эту величественную молчаливую красоту. Всеслав тем временем подвёл коня к реке, позволил ему напиться, а потом зачерпнул пригоршню воды, бросил себе на лицо. Тёмные каштановые волосы над висками и высоким лбом его сразу закурчавились от влаги.
— Ещё бы, — улыбнулся он. — Не тоскуй по дому, не навек ведь расстались. А здесь… Свыкнешься, ещё и уезжать не захочешь.
Александра почувствовала, как губы предательски дрогнули, и невольно сцепила руки замком перед собою. Да, красиво… Но что может сравниться с родиной? С местами, где она родилась и выросла, где осталась её большая и дружная семья, где она всё знала, как свои пять пальцев?
— Свыкнусь, — эхом откликнулась девушка. — А ведь ты меня не любишь… Почто без любви в жёны берёшь? Или тебе и вправду только дружба с моим батюшкой надобна?
И тут же испугалась своих слов, прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего. Всеслав резко обернулся. Задумчивая, почти суровая тень промелькнула по лицу его. Он нахмурился, поглядев куда-то в сторону, но легко совладал с собою и снова стал спокоен. Подошёл к Александре, одну руку положил ей на плечо, а другой — стянул белоснежный шёлковый покров. Она запрокинула голову, посмотрела на него снизу вверх, сглатывая непрошеные слёзы.
— Подслушала-таки?
Девушка испуганно сжалась, опустив взор, несколько раз кивнула и с трудом выдавила:
— Да…
— Нехорошо. Но… любопытно, знаю. Скажу тебе по чести: и это тоже, — спокойно промолвил Всеслав. — Но я бы всё-таки не посмел, без любви-то. Ты сама мне глянулась, — голос его неожиданно потеплел, так, что у Александры вновь сердце дрогнуло. — Даже не думай, что не люба. И не бойся меня, слышишь? Я буду тебя беречь. И никогда не обижу.
— А нечистого метка как же? Из-за неё не отвернёшься? — повторила девушка вопрос, когда-то заданный отцом.
— Пока мы в Господа Бога веруем, нечистый нам не страшен, — сказал князь спокойно и твёрдо. — Да и никакая это не отметина, а пятно родимое. Вот и у меня так же, погляди, — он снял очелье, вышитое алым узором, и девушка увидела, что левый висок его пересекает почти такое же неширокое белёсое пятно.
Александра тихонько улыбнулась и опустила глаза. Всеслав обнял её голову ладонями. Серебряные пуговицы на его рукавах неожиданным холодом коснулись разгорячённой кожи. Некоторое время они стояли так и молчали, и девушка снова почувствовала, как сердце рванулось и пропустило удар. Светло-серые глаза князя смотрели пристально, но в то же время тепло и ласково. Страха почти совсем более не было.
— Ну что, поедем?
— Поедем, — тихонько отозвалась княжна. Ей уже и самой было неловко за свой вопрос и даже стыдно: разве не добра желал ей отец, дав на сговор согласие? Да и, к тому же, правду молвил Всеслав: пока сильна и крепка вера в Господа, пока честны и искренни молитвы, о нечистом грех поминать и бояться его тоже ни к чему.