— Я очень рад, что и ты христианин, — сказал мужчина, обращаясь ко мне.
— Откуда ты знаешь? — спросил я его.
— Мне сказали твои спутники, пока ты менял одежду. Я слышал также, что ты не относишься к подданным султана, а принадлежишь к народу, который вел недавно большую, победоносную войну против франсизов[27].
— Ты из здешних краев? — спросил я в свою очередь.
— О нет. Мы почти все родом с гор, где много таких бедняков. Жители этой долины не хотят работать на строительстве дороги. Вот многие люди из моих краев и решили переселиться сюда, узнав, что на стройке можно заработать кусок хлеба. А поскольку я выучился на мастера, я теперь здесь командую, присматриваю за работой.
— Ты наверняка учился в средней школе?
— Нет. У моего отца я — второй по счету сын. Дом получит мой старший брат, а мне самому всегда нравилось что-то строить. Я сам выучился читать, писать и даже чертить и пошел учиться на мастера в Ускюб. Мой отец пасет овец; он живет примерно в восьми часах езды отсюда.
— А где?
— Это не селение, даже не деревушка. Там всего два дома; они стоят возле брода, что по дороге на Треску, а поскольку наш сосед держит конак, то местечко это называется Треска-конак.
— Ах! Как хорошо! Как здорово! — воскликнул я.
— Почему?
— Потому что я ищу этот Треска-конак.
— Ты хочешь туда поехать? К моему отцу или к хозяину конака?
— Мне кажется, к последнему.
— Как это кажется? Ты сам еще не знаешь? — удивленно спросил он.
— Нет. Туда добирается человек, который переправлялся в одной лодке с твоей женой, а мне нужно следовать за ним. Он ищет там людей, с которыми мне хотелось переброситься словечком.
— Это звучит так, словно ты с ними враждуешь.
— Ты верно угадал. Сегодня поутру туда проскакали пятеро всадников; они замышляют одно злое дело, а мы хотим этому помешать. Переправлялись они на этот берег, видимо, на пароме.
— Ах! Может быть, с ними был некий Манах эль-Барша, сборщик налогов в Ускюбе?
— Разумеется.
— Тогда я их видел. Я стоял на берегу, когда они прибыли. Они поспорили с паромщиком, дав ему плетей вместо денег. Когда Манах проезжал мимо меня, он и мне пригрозил.
— Почему?
— Потому что он меня ненавидит. Он собирал подушную подать с христиан и требовал с меня всегда в десять — двенадцать раз больше, чем надо, а я не хотел ему давать. С другими он обращался так же, и тогда мы собрались все вместе и донесли на него. Он обманул христиан на очень большую сумму.
— Какое же наказание он понес?
— Никакого. Он бежал, и говорят, что прихватил с собой все собранные налоги. Теперь он не показывается в Ускюбе. Так ты ищешь этого человека? Он всегда был дружен с нашим хозяином конака, да и сейчас, наверное, к нему завернет.
— Ты можешь описать мне, какой дорогой надо ехать, чтобы попасть в Треска-конак?
— Нужно хорошо знать местность, чтобы выбрать верное направление. Описание лишь собьет вас с толку. Если тебе угодно, я рад буду послать с тобой надежного человека, который знает местность так же хорошо, как и я. Он сочтет за большую честь доставить тебя к моему отцу, а поскольку он расскажет ему о твоем добром поступке, ты наверняка встретишь самый радушный прием.
Я с радостью принял это предложение и спросил:
— Отцовское жилище далеко отстоит от конака?
— Примерно в двух минутах ходьбы.
— Значит, обитатели конака увидят, как мы подъезжаем?
— Если ты хочешь укрыться от них, мой свояк проведет тебя так, что они не заметят вас. Впрочем, вы и так попадете туда темной ночью. Мой свояк сейчас какое-то время занят на стройке. Когда он вернется, я поручу ему ехать с вами. А сейчас прошу вас быть моими гостями. Полдень, надо пообедать. Я могу предложить вам то, что вы, пожалуй, редко могли раздобыть в стране магометан.
Он открыл ящик, наполненный сеном, и достал… ветчину и несколько дочерна закопченных колбас.
— О Аллах, Аллах! Ты и впрямь полагаешь, что мы намерены есть задницу свиньи и ее плоть и кровь, жаренную в дыму? — воскликнул Халеф. — Пророк запретил нам это, и мы совершим большой грех, если на веки вечные оскверним себя трупом свиньи!
— Ни один человек не заподозрит тебя в этом, Халеф, — сказал я. — Что же касается меня, то я съем ее с огромным аппетитом.
— Там же внутри глисты!
— Мы их не боимся.
— Я вообще не могу на это смотреть, ведь один вид свинины внушает нам ужас. Однако раз рядом нет ни Оско, ни Омара, мне нечего опасаться упреков, если я из привязанности к тебе, сиди, останусь тут. Когда ты будешь вкушать ветчину, я закрою глаза или хотя бы буду смотреть в сторону.