Гостеприимный хозяин выложил перед нами ветчину, колбасу, хлеб, перец и соль. Он достал нож из-за пояса, и я последовал его славному примеру. После того как он отрезал изрядный кусок ветчины, я сделал то же самое; пир начался. Никогда я не ел ветчины вкуснее, чем тогда в Румелии.
Халеф сел сбоку, стараясь при этом держаться у меня за спиной; мне не видно было, наблюдает ли он за мной, но я знал малыша и догадывался, что аппетит вертится у него на кончике языка. Он видел, как мне вкусно, и видел, что я отрезаю второй кусок.
— Тьфу, черт! — крикнул он. — Сиди, ты что, добиваешься, чтобы я потерял всякое уважение и благоговение перед тобой?! Если следовать заповеди пророка, то отныне я не вправе уже прикасаться к тебе.
— Мне жаль, мой милый Халеф, но сейчас я повинуюсь своему вкусу, а вовсе не слову Корана.
— Неужели это впрямь так вкусно?
— Нет ничего вкуснее.
— Аллах! Почему же пророк запретил есть ветчину?
— Потому что наверняка он никогда не вкушал ни кусочка свиной ветчины, иначе бы самым ревностным образом рекомендовал правоверным это кушанье.
— Может быть, он запретил ее из-за глистов.
— Их же там вообще нет, уверяю тебя.
— Значит, ты думаешь, что стоит рискнуть?
— Без колебаний!
Я понял по его голосу, что у него потекли слюнки. Эта сценка развеселила нашего хозяина, но он не подал и вида; наоборот, он по-прежнему спокойно сидел на корточках, правда, восторг на его лице рос с каждым отрезанным мной куском.
Халеф встал и вышел за дверь. Я догадался, что он решил посмотреть, где находились Оско и Омар. Вернулся он с довольным выражением на лице. Похоже, он убедился, что оба товарища не заметят его прегрешение. Они стояли на насыпи и изумленно смотрели на локомотив, тянувший за собой строительный поезд. Им было некогда интересоваться нами.
Хаджи снова уселся и сказал:
— Сиди, я знаю, что ты не любишь говорить о вере, но разве ты не думаешь, что пророк иногда был несколько неправ?
— Не знаю. Ему ведь диктовал Коран архангел Джибрил[28].
— А не мог ли ангел ошибиться?
— Пожалуй, нет, милый Халеф.
— Или пророк неправильно понял ангела? Когда я хорошенько думаю об этом, мне кажется, что Аллах не сотворил бы свиней, если бы нам нельзя было их есть.
— Конечно, в данном случае я целиком и полностью разделяю твое мнение.
Он глубоко вздохнул. Второй мой кусок тоже исчез, и я, следуя примеру хозяина, взялся за колбасу. Халеф надеялся, что мы покончим с ней, прежде чем ему удастся преодолеть свои сомнения.
— Скажи-ка откровенно, сиди, это и впрямь так великолепно, как видно по вашим лицам?
— Это гораздо лучше, чем написано на моем лице.
— Тогда можно мне хотя бы разок понюхать?
— Ты решил осквернить свой нос?
— О нет. Я зажму его.
Это было, конечно, забавно. Я отрезал кусочек ветчины, насадил его на кончик ножа и протянул малышу, не глядя на него. У смотрителя тоже хватило ума отвернуться.
— Ах! Ох! Да это почти райский аромат! — воскликнул малыш. — Такой сочный, пряный и манящий! Жаль, что пророк запретил его! Возьми свой нож, эфенди.
Он протянул мне нож — кусочек мяса исчез.
— Ну а где же кусок ветчины? — изумленно спросил я.
— Как? На ноже.
— Он исчез.
— Так он упал.
— Жаль… но, Халеф, я вижу, ты что-то жуешь.
Теперь я смотрел ему прямо в лицо. Он сделал хитрую мину и ответил:
— Мне пришлось его сжевать, раз кусок упал прямо мне в рот. Или ты думаешь, что я должен глотать его целиком?
— Нет. Как вкус?
— Он такой потрясающий, что я хотел высказать одну просьбу.
— Говори!
— Ты позволишь запереть дверь?
— Ты думаешь, что на нас могут напасть?
— Нет, но Оско и Омар не так глубоко изучили законы пророка, как я. Они могли бы впасть в искушение, если бы вошли сюда; этому я и хотел помешать. Да не обременят они свои души упреками, что осквернили себя запахом крови и мяса, которое набили в кишки и коптили.
Он встал, запер дверь изнутри, присел к нам, достал нож и… отрезал кусок ветчины весом, наверное, в полфунта, который моментально исчез за его жидкими усами — в этих усах справа торчали шесть, а слева семь волосинок. Потом Халеф спокойно огладил обеими руками живот и молвил:
— Ты видишь, эфенди, какое огромное доверие я к тебе питаю.
— Пока я видел лишь твой аппетит.
— Он — следствие моего доверия. Что вкушает мой эфенди, не может лишить меня седьмого неба, и я полагаюсь на твое умение молчать. Ты не скажешь Оско и Омару, что твои взгляды столь же весомы для меня, как и законы святых халифов?
28
Джибрил — у мусульман один из четырех приближенных к Аллаху ангелов. Соответствует библейскому архангелу Гавриилу. По воле Аллаха он являлся Мухаммеду и диктовал ему Коран.