Что касается семьи Виджасекеров, то все они были скряги. С детства им прививали стремление строго беречь, что имеешь, и прибирать к рукам все, что только можно. Патриарх этой большой семьи проживал в селении Корле-Валаува. Памятуя о его жадности, все, включая мать и меня, звали этого человека Дедушка-жлоб.
По словам матери, он жил в маленьком, с вечно закрытыми ставнями домишке с женой и двумя дочерьми. Всю жизнь они провели впроголодь. И когда одна из дочерей убежала с красивым бедняком-кузеном, отец лишил ее всякой материальной поддержки, не дал ни гроша. Гости к нему приходили редко, и когда он предлагал им вино, как того требовало гостеприимство, делал это неохотно, буквально трясся над каждой каплей.
Комната у Дедушки-жлоба была темной и затхлой, словно хлев, к тому же заставленной мешочками и сумками с рисом, мисками с овощами и фруктами, пустыми бутылками, консервными банками и старой мебелью…
— Ты была в его комнате? — удивился я.
— Да, — ответила мать. — Хотя никто никогда не переступал порога этого «святого» места. Мне все-таки удалось там побывать. Произошло это так. Однажды мы отдыхали под манговым деревом. Плодов было на нем полным-полно. Но старик их резал на мелкие кусочки, чтобы каждому из нас дать по крошечному ломтику и не более, и тут он случайно порезал палец. Обильно потекла кровь, и тогда он сказал мне: «Сбегай в мою комнату. Там на полке возле моей кровати найдешь маленькую бутылочку. Принеси ее». Так я получила возможность увидеть эту странную «обитель». Под кроватью лежали плоды хлебного дерева. Целая груда. Я подумала, что, видимо, больше всего на свете он любит их. Но потом я не раз слышала от его дочери, что лишь в сезон урожая она их ела досыта. Почти все, что они собирали, продавали, а те плоды, которые падали на землю, сушили. Последние остатки плодов джек-фрута, или хлебного дерева, шли на копчение и закладывание на хранение под слоем песка и земли. Дочь часто сердилась на отца за то, что он единолично решал, что и когда им есть.
— Его жена была очень несчастна! — произнеся эти слова, мать вынула горшок из печи, пошевелила тлеющие угли и поставила на огонь сковородку. — Она была робкой и слабой женщиной, но муж не приглашал врачей до тех пор, пока не были опробованы все домашние средства и женщина не оказывалась на волоске от смерти. И даже тогда он звал местного лекаря, так как тот брал значительно меньше денег.
Жадноватый старик не доверял банкам и деньги хранил в большом ящике в своей комнате.
Думаю, что ключ к своему «счастью» он всегда держал в кармане сюртука. На одежду он расходовал минимум денег и готов был носить одежду из грубого тика, лишь бы не тратить две-три рупии на саронг. При виде его сандалий, залатанных и заштопанных, можно было подумать, что их еще носил дед!
Его жена скончалась от горя и нужды, а когда он сам умер, их незамужняя дочь была уже так стара, что даже не обрадовалась наследству в пять тысяч рупий, которые отец оставил в металлических монетах.
Да, многое можно порассказать о соседях. Да и не только о них. Взять хотя бы такой случай. Однажды, читая газету, я увидел некролог, посвященный некоему Дионисию К. Пейрису. Его братья подписались так: Соломон К. Пейрис, Альфонсин К. Пейрис и Уильям К. Пейрис. Мне показалось это странным, и я спросил отца, что значит это «К», почему эти люди не пишут просто «Кеннет», как это делаю я. Не вдаваясь в детали, отец сказал что-то о Котте[6], где якобы находилось родовое имение Пейрисов.
— Чепуха! — возразила мать, повернувшись ко мне лицом и сверкая глазами. — Сейчас все объясню. — Она помешала кочергой в печке, и я подумал было, что мать забыла о своем обещании. Но это было не так.
— Есть несколько семей, — сказала опа, склонившись над очагом, как часто это делала, — которые гордятся родословной и даже прослеживают свое происхождение от сингальских, а может, и от тамильских правителей. Пейрисы относятся к таким семьям. У них длинная генеалогия. Это большой список имен по мужской линии, а не по женской. И когда один из Пейрисов делает что-то против воли остальных, — например, женится на девушке из семьи бюргеров[7]или оказывается в тюрьме, — они вычеркивают его имя из списка, тем самым показывая, что не признают его своим. Этот человек становится парией.
Мать замолчала.
— А дальше что? — Я смотрю на нее с интересом, позабыв свой первоначальный вопрос.
Ее глаза озорно блеснули:
— Вот так, дитя, они и получили свое «К». Они — Катугала Пейрисы!
Она назвала несколько пришедших на ум имен, подула на огонь и снова принялась за стряпню.
ЯРОСТЬ
Мои первые воспоминания об отце относятся к тому моменту, когда он взволнованный и сердитый стоял перед возбужденной толпой, собравшейся возле нашего дома. А в доме находилась перепуганная женщина, жена Сигу Мегдана, мелкого торговца. Она сжимала в руках шкатулку с драгоценностями и, конечно, думала о своем муже, который в тот момент скрывался где-то неподалеку в джунглях. Может быть, инцидент и не был настолько серьезен, каким мне тогда показался, но если учесть, что мне в то время едва исполнилось три года, становится понятным, почему это событие врезалось в мою память на всю жизнь. Насколько помню, оно было единственным, которое нарушило размеренный быт жителей Синадхаи. В тот день дьявол, таившийся в людях, вырвался наружу.
Чтобы понять смысл той драматической сцены, следует вернуться назад, в 1915 год. В городе, который расположен на довольно большом расстоянии от Гамполы[8], из-за пустяков произошла ссора между мусульманами и буддистами — процессия последних должна была пройти мимо мечети. Страсти накалились, и дело, быстро приняв дурной оборот, дошло до суда. Мало того, как часто такое случается, безответственные элементы распространили конфликт, возникший в прибрежной зоне, на горную часть страны, а дальше все уже пошло само собой. Начавшись вспышкой в Гамполе в ночь на праздник Весак[9], кровавые насилия прокатились по всей стране.
Как во всех южных прибрежных городах, в Амбаватхе также имелась мечеть. Когда буддисты осквернили ее, забросав камнями, члены мусульманской общины, которые жили здесь уже не одно поколение, стали открыто угрожать ответными мерами. Известие об этом докатилось до Синадхаи, разжигая по пути пламя священной войны. Были разрушены буддийские придорожные храмы и священные памятники.
В страхе Сигу Мегдан и его жена Аччи прибежали в наш дом, полагаясь больше на порядочность и справедливость отца, чем на старосту, который являлся официальным представителем государственной власти. Под покровом ночи они переправились через реку и теперь надеялись на наше покровительство. Было решено, что будет безопаснее, если Сигу укроется в джунглях. Отец рассудил, что Аччи никто ничего плохого не сделает и ей лучше оставаться у нас в доме.
Озверевшая толпа кинулась к деревенской лавке и, никого там не обнаружив, разграбила ее, а затем в поисках лавочника направилась к нашему дому. Человек двенадцать разъяренных, жаждущих крови мужчин вбежали в наш сад.
6
Котте — в средние века государство на острове Шри-Ланка, в настоящее время — район города Коломбо.
7
Бюргеры — потомки от смешанных браков между португальцами и голландцами с одной стороны и местным населением — с другой.