— Смерть мусульманину! — кричали они. — Где Сигу?!
— Он у меня. А в чем дело? Что вам надо? — спросил их отец,
Я хорошо помню эту сцену. Было уже за полночь С улицы слышались глухие голоса. Отец нервно теребил пряди волос. Он всегда так делал, когда волновался. Глаза его сверкали гневом, а тело напряглось, готовое к броску.
Атмосфера все более накалялась, но отец был не из тех, кто отступает.
— Как вы посмели прийти к моему дому ночью? — накинулся он на этих людей. — Вы с ума сошли! Что плохого сделал этот мусульманин? Он такой же, как и мы с вами. Делил с нами и радости и горе. Идите по своим домам. Я знаю, что все, что вам наговорили, — сущее вранье. Слушайте, уходите, не позорьте нашу деревню!
Отец обрушил на них яростный поток жестких слов. Надо сказать, к чести Синадхаи, степенные люди не поддержали эту истерическую кампанию. Толпа, собравшаяся в ту ночь возле нашего дома, в основном состояла из никчемных бездельников и безрассудной молодежи. Отец хорошо знал и этих людей, и их родителей. Не ожидая от отца такой вспышки гнева, бунтари в смущении разошлись по домам. Какой бы значительной ни казалась им причина, побудившая их к выступлению, почтение к отцу все же пересилило.
На следующий день в стране было введено чрезвычайное положение, и вскоре восстановили порядок, хотя связанные с этим репрессии сами порождали ряд проблем[10]. Главное — конфликт между мусульманами и буддистами был улажен. Пожалуй, мир в нашей деревне наступил быстрее, чем в других местах. Сигу со своей женой вновь смог вернуться в свою лавку. Жители деревни сами помогали ему восстанавливать то, что было ими разрушено.
Шкатулка с драгоценностями Аччи тем не менее еще несколько месяцев оставалась у моей матери — до тех пор пока не наступило ей время ехать на роды в Хамбантоту[11].
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Лет до девяти-десяти дни моего рождения всегда отмечались дома — вот еще одна привилегия быть младшим в семье. Как мне кажется, они проводились в основном по инициативе тетушки Софи, тетки отца и моей крестной матери.
Тетушка Софи жила с нами. Она обычно рассказывала нам перед сном разные интересные истории. К тому же она умела готовить самые замечательные в мире сладости, не новомодные деликатесы, а воздушное печенье из рисовой муки — хрустящие кокисы, по форме напоминающие розы, коричневатые, цвета меди пряники, белую халву, от которой на губах остается след сладкой пудры, тыквенное варенье — обычно огромный кувшин — и, наконец, до-дол, черный, жирный, очень сытный.
Дважды в год — на сингальский Новый год и на мой день рождения — она сама хозяйничала на кухне, чтобы порадовать нас своими непревзойденными блюдами.
На приготовление додола необходимо взять несколько галлонов[12] кокосового молока, гору муки и развести большой огонь. Ко всему этому необходимы еще и сильные руки. Я наблюдал, как слуги заполняли огромные котлы вязкой массой, затем снимали масляную пену, добавляли еще топлива и, наконец, сами изумлялись конечным результатам своего труда, тому, как после гигантских усилий появляется полдюжины здоровых батонов додола, упакованных в листья арековой пальмы, для того чтобы они впитали масло. Готовый додол окуривали дымом и прятали до тех пор, пока тетушка Софи не приносила его нам во время больших праздников.
Это блюдо не требовало рук мастера, зато другие сладости готовила сама тетушка Софи. Она делала все шумно, с размахом: командовала каждым в доме, сама выбирала тыквы белой окраски, делала масло из орехов, следила, как их толкут, просеивала рисовую муку.
Ничто не могло сравниться с такими ее лучшими кулинарными произведениями, как мункевума — пирог с зеленым горошком, аттираха — пончики из рисовой муки, кокосового молока и сахара или астма — плетеные изделия из рисовой муки и сахара.
Когда на пробу она выпекала первый пирог, мне обычно предоставляли честь его отведать. Никто не ждал от меня похвалы, но я всегда говорил, что пирог очень вкусный. Примостившись на маленьком стульчике, я обычно оставался на кухне и наблюдал, как тетушка лила масло на шипящую сковороду и как бы сдвигала тесто к центру, чтобы образовалась горка. Вот этой-то горке и обязан был пирог тому, что мы называли его «куполом».
Обычно пироги хранятся несколько дней. Они быстро высыхают, но, если их немного подержать на пару, приобретают новую жизнь, делаясь мягче и даже вкуснее, чем прежде.
Если тетушка Софи умела вкусно готовить традиционные сладости, то мать — рыбу. Конечно, для этого ей необходима была рыба лучших сортов. Баловала она нас и другими блюдами. Расскажу еще об одном из них. Пока плоды хлебного дерева еще не созрели и их кожура не стала грубой, мать пекла их, и мы наслаждались этим райским кушаньем — полосам. И только мать умела готовить такое восхитительное карри[13], которое я с удовольствием ел в день моего рождения.
У нас, у детей, были и праздники и будни — жизнь шла своим чередом. Сегодня, когда я вижу, как небрежно относятся к еде, вспоминаю здоровый, почти волчий аппетит, который был у нас в те дни. Кажется, мы готовы были есть без конца.
Нас учили не оставлять на тарелке пищу. Но никто не готовил экзотических трюфелей (легкие бисквиты с кремом), неизвестны были нам и те гастрономические чудеса и гарниры, которые первоклассные кулинары и матери готовят для своих семей сейчас! Каждому из нас подавали рис, насыпанный солидной кучкой в центре тарелки, нарезанные длинными дольками листья мурунги, овощное карри — обычно из чечевицы, к которой иногда добавлялась ножка вареной курицы, кремового цвета суп из кокосового ореха, поджаренная тыква. Если вы не наедались, можно было просить добавки. Когда после трапезы что-то еще оставалось на тарелке, это вызывало гнев старших. Обычно обед завершал десерт. Как правило, обеды были обильными, но скучными. Зато походы — как разрешенные, так и тайные — за плодами, растущими в саду, возле самого порога, горячили кровь. Там круглый год росли молодые кокосовые орехи, ибо кокосовая пальма никогда нас не подводила. Мы с жадностью набрасывались на плоды манго и тут же с удовольствием поглощали их. А как мы любили плоды хлебного дерева! Какое наслаждение давить бугорчатый плод и выжимать мякоть, липкую и сладкую, как мед!
Правда, если хорошенько подумать, то плоды нашего сада вроде бы ничего из себя не представляли — вода да мякоть. Тем не менее мы выросли на этом, и, понятно, нашим родителям не надо было ломать голову над тем, где достать для нас витамины, кальций или йод, которые нынешние родители с таким трудом добывают для своих ребятишек. Не страшна анемия тем, кто живет дарами природы!
В ГОСТЯХ
Визит в дом Синератне и его жены тетушки Тины — всегда памятное событие. В отличие от людей своего круга мудальяр Синератне — человек небогатый, живущий в уединении. Он был безупречно честным в выполнении своих официальных обязанностей и в отношениях с людьми. Даже сомнений не возникало, чтобы он мог брать взятки при назначении младших сельских чиновников. Не пытался Спнератне и поживиться за счет земли крестьян. Не было у него также страсти к почестям, не выходил он за рамки чисто служебного долга, когда кто-то из вышестоящего начальства периодически наносил визит в его район.
Все, что он допускал по отношению к себе, — и то по настоянию жены — это традиционная дань уважения к нему как представителю окружной администрации, выражавшаяся в пачке бетеля[14], связке бананов, горшочке с простоквашей или патокой и в являющейся знамением прогресса коробке сигар, которым он отдавал предпочтение перед сигаретами.
Строго говоря, Синератне к коренным жителям Синадхаи не принадлежал, да и служил в другой части округа. Тот участок земли, на котором в то время жила его семья, — приданое тетушки Тины. После того как он ушел на пенсию, они поселились здесь и занимались землей с большой любовью и прилежанием. У них был единственный сын, адвокат, который практиковал в Амбаватхе. Мудальяр израсходовал почти все свои сбережения на то, чтобы сын получил образование в Англии. Ходили слухи, что жена нотариуса — общественная деятельница (нам она совсем не нравилась) — просто мечтает заполучить сына мудальяра Эрика в зятья.
10
Описываемый здесь автором конфликт между мусульманами и сингалами-буддистами был единственным крупным столкновением между двумя религиозными общинами в колониальный период.
14
Бетель — вид перца, а также смесь, возбуждающая нервную систему человека, приготовляемая из пряных листьев; этого растения, мелко истолченных орехов арековой пальмы и небольшого количества извести. Употребление бетеля, широко распространенное в странах Южной Азии, относится к вредным привычкам, так как приводит к раку горла.