Под начальством походного атамана ген. Попова группа вооруженных донских офицеров, партизанов и беженцев, мужчин, женщин и детей, в общем количестве около 1.500 человек при 5 орудиях и 40 пулеметах, спешно покинула гор. Новочеркасск и направилась на станицу Старочеркасскую, а затем в Задонские степи, без определенного плана, задачи, базы, — с единственной и ясной целью спастись в привольных широких степях Задонья от надвигающейся опасности. Последующее двухмесячное скитание именуется «Степным походом». Военный историк даст ему и вождям его должную цену, ибо это не входит в мою задачу.
Факты постепенного затем распыления отряда походного атамана, а затем и приказ о распылении 1 апреля, уже показывают, в какую обстановку завели отряд руководители, и что могли принести сохранившиеся участники, возвратившись на Дон.
Напрасно статьями по заказу в журнале специального лагеря «Донская Волна» в свое время воспевали этот, быть может, и тяжкий поход, но во всяком случае не «героический поход группы донских патриотов», как его именуют в очерке политической истории всевеликого войска Донского.
Весьма знаменательно то, что оставление Новочеркасска 12 февраля произошло настолько внезапно, что видные штабные работники войскового штаба и штаба походного только утром 13-го, придя на очередные занятия в штабы, увидели пустые комнаты, груды сожженного мусора и вороха бумаг, которые им же пришлось дожигать.
Между тем, еще 12 февраля отряд партизан под Персияновкой делал свое святое дело, защищая столицу и узнал об оставлении Новочеркасска лишь тогда, когда ему пришлось боем пробивать себе дорогу в столицу, занятую уже противником — Голубовым.
Около 3.000 честных генералов, офицеров, знавших о предстоящем выходе партизан из Новочеркасска, ожидали приказа об этом, но такового не получили и брошены были в столице на произвол судьбы, на поругание и смерть[52].
Золотой денежный запас, в силу довольно темных обстоятельств, считался оставленным в Новочеркасске, очевидно, для обогащения врага.
Наконец, если бы совершался обдуманный и организованный поход, а не бегство, то, быть может, и войсковой атаман признал бы возможным тоже выступить, а не оставаться в Новочеркасске без вооруженной силы, среди врагов, на явную и скорую гибель.
Все эти догадки откроет перед нами беспристрастный военный историк, который будет иметь в своих руках непреложные документы.
Но печальный факт совершился: столица края брошена, не имея для защиты оставшейся власти вооруженной силы. Войсковой атаман в «Степной поход» пойти не пожелал.
III. Красный Дон
Потянулись скорбные, позорные дни Дона.
12 февраля, в 4 часа дня, войсковой круг, после горячей молитвы в соборе о ниспослании спасения граду и казачеству от надвигающейся опасности, возвратился в зал заседаний для продолжения бесплодных разговоров.
Около 6 час. веч. в зал заседаний круга ворвался Голубов со своей «ватагой» и дерзким окриком поднял на ноги весь круг.
Неописуемая и бесстыдная картина представилась мужественному атаману ген. Назарову и стойким членам круга, не убоявшимся дикой расправы и обид. На их глазах малодушные представители круга быстро, пользуясь суматохой, скрылись из зала, переоделись и растворились в пьяной толпе черни, сопровождающей современного «Пугачева».
Но кто был Голубов, и что совершил он?
Донской казак, бывший питомец Донского кадетского корпуса и Михайловского артиллерийского училища, он молодым офицером донской артиллерии рано бросил военную службу и возвратился на таковую лишь в дни войны.
Авантюрист в чистом виде, храбрый, даже отчаянный, пьяный, разнузданный, совершенно беспринципный, душевно неопрятный, он прикоснулся к яду социальных учений в период своего дополнительного образования в зрелом возрасте в училище шкиперов. Дальше мы видим Голубова студентом Томского университета, но во главе студентов не «революционного крыла». Это — тот самый Голубов, который избил в те дни редактора местной томской газеты за неодобрительное отношение к делам, где был замешан и Голубов.
Дослужившись в конечном результате до штаб-офицерского чина, он с первых же дней «великой бескровной Российской революции» определил себя в атаманы войска Донского и с этой мыслью уже не расставался.
Гнусное поведение Голубова в 1917 году вынудило даже атамана Каледина арестовать его в ноябре месяце, дабы положить предел его пагубной деятельности, но штатские помощники и правители атамана выпустили этого, бесчестного господина на честное слово офицера, не признав необходимым ограничить ему хотя бы свободу передвижения.
52
За время с 13 февраля по 14 апреля расстреляно более 500 офицеров (14 генералов, 23 полковника, 292 кадровых офицера). Принимая во внимание, что до объявления мобилизации в августе 1914 года Дон имел около 850 офицеров, читателю станет ясно, какую и благодаря кому понес Дон потерю.