Нельзя обойти молчанием одну особенность, которая обращает на себя внимание при рассмотрении славянских названий Днепровских порогов у Константина Багрянородного. Все эти славянские наименования: «Островунипраг», «Вульнипраг», «Ессупи», «Веручи», «Напрези», «Неясыть» вряд ли являются словами, характерными для восточнославянских языков IX–X вв., т. е. для речи русских людей — современников Константина Багрянородного. В них нет ни древневосточно-славянского полногласия (вместо слова «порог», свойственного восточнославянским языкам, мы имеем слово «праг», характерное для южных славян, в частности — болгар), ни смыслового соответствия («неясыть» у восточных славян не пеликан, а род совы).[33]
Нет никакого сомнения в том, что эти названия были даны Днепровским порогам не восточными славянами киевских времен, а их далекими предками антской поры, не дружинниками Олега и Игоря, а воинами Божа, Идара, Межамира, Доброгаста, той поры, когда антские поселения достигали нижнего течения Днепра и здесь, на юге, у низовьев Дуная, они соседили с южными славянами и, более того, эти последние сами были выходцами из лесов далекого севера, только ранее антов проникшими на юг, к Дунаю и за Дунай. Не случайно некоторые названия Днепровских порогов могут быть объяснены из языка южных славян — болгар. Мне кажется, что южная группа антских племен имела много общего в языке со своими соседями — южными славянами, в частности — с болгарами. Они вместе составили первую (и основную) волну славянских вторжений и переселений в пределы Восточной Римской империи. По-видимому, южная группа среднеднепровских антов (так же, как и юго-западная) не знала еще полногласия, хотя оно и являлось очень древней особенностью русских языков. Поэтому-то они называли Днепровские пороги «прагами» так же, как это сделали бы сами болгары, если бы они часто ездили по Днепру. А это исключено. Значит, таким образом, названия Днепровских порогов древнего происхождения и своим появлением они обязаны юго-западной ветви восточных славян — антам.
Но быть может информатором Константина Багрянородного был болгарин или грек, хорошо знавший болгарский язык, человек бывалый, неплохо представлявший себе и днепровский путь, и Константинополь, и поэтому сравнивавший порог Ессупи с циканистирием, а Крарийскую переправу с ипподромом?
Может быть, но кем бы он ни был, этот информатор византийского императора, так интересовавшегося далекой Русью, во всяком случае он передавал названия порогов так, как звучали они в произношении русских людей юга, в южнорусских диалектах.
Незнающее полногласия и поэтому напоминающее южнославянское, произношение слова «праг» сочеталось с нехарактерным для южнославянских языков, в частности, для болгарского, и в то же самое время с характерным уже с древнейших времен для юга Руси фрикативным «г» («npah», «прах»).
Следовательно, славянские названия Днепровских порогов не конкретно болгарские, а древне-южно-восточнославянские, т. е. антские, тех времен, когда зародившееся на севере восточнославянское полногласие не было еще характерным и для южной, среднеднепровской группы восточных славян.
Прийдя к такому выводу, мы должны сделать и еще одно заключение, а именно о древности днепровского водного пути, по которому плыли в Черное море однодеревки антов. Если даже в X в. в названиях днепровских порогов в изложении византийского императора звучала еще речь антов (как звучала речь киевских русских в названиях днепровских порогов во времена Сулимы и Сагайдачного), то, следовательно, некогда этот путь был известным и оживленным, а по правому берегу его, «оли до моря», обитали далекие потомки тех, кто во времена Доброгаста плавал по Днепру в Черное море, преодолевая бурные и опасные «праги».
История антов — первая глава в истории великого русского народа. И неясные предания об этой поре, быть может, дожили и до киевских времен.
Рассказ нашей летописи о Кие, который «княжаше в роде своемь, и приходившю ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял есть от царя, при котором приходив цари; идущю же ему вспять, придя к Дунаеви, и възлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим, и не даши ему ту близь живущий; еже и доныне наричють Дунайцы городище Киевець», [34]не является ли эпическим отзвуком походов антов на Византию? Летописец путался и сбивался в рассказах о Кие, который то выступал в качестве перевозчика, то оказывался державным владетелем. Но по аналогии с походами Олега, Игоря и Святослава на Византию он принимал версию о Кие князе, так как она больше соответствовала его представлению о взаимоотношениях Киева с Византией. Летописец рассказывает не о походе на Византию, а о попытке Кия поселиться на Дунае, где он, как позднее Святослав в Переяславце, пытался осесть в Киевце. Не является ли это предание не только попыткой дружинников Киевской Руси осмыслить название Киевца на Дунае, исходя из его среднеднепровского двойника, и связывать его основание с эпическим Кием, но и каким-то воспоминанием о стародавних временах, когда приднепровские племена вместе со своими вождями переселялись на Дунай, «срубали» городки, осваивали византийские земли, вели переговоры с «цесарями» Восточной Римской империи, воевали с соседями за обладание присоединенными землями, возвращались обратно в Приднепровье, на берега Днепра-Славутича, т. е. о временах антов?
О том, что в рассказах о Кие есть крупица истины, свидетельствуют раскопки М. К. Каргера.
Летопись рассказывает о том, как «Седяше Кый на горе идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третьей горе, от негоже про-звася Хоривица». [35]
Как показали раскопки М. К. Каргера, на месте Киева существовали вплоть до конца X в. (когда они слились) три древнейшие поселения, возникшие еще до нашей эры. [36]
Я позволил себе сослаться на сугубо сухопутные раскопки М. К. Каргера потому, что в них я нахожу подтверждение одного из мотивов легенды о Кие, а раз так, она перестает быть для меня только домыслом, чистой фантазией и превращается в опоэтизированную народом, облеченную им в форму легенды какую-то историческую истину.
Нам известны переговоры императора Юстиниана с антами о поселении их в городе Туррисе. Нам известны походы и переселения антов в земли «ромеев». Во время одного из таких походов мог возникнуть летописный Киевец.
И Кий и другие «риксы» антов могли совершать свои поездки в Константинополь тем же морским путем, каким русские ездили в Царьград или ходили походом на него в IX–XI вв. И в этой связи вряд ли стоит считать, что раз и навсегда покончено с попыткой трактовать одно место у Феофана как указание на русские суда.
Феофан сообщает, что когда в 173 г. византийский император Константин Копроним отправился в морской поход на болгар, то, собираясь плыть по Дунаю, он сам сел на «русские суда».
Так как считалось, что ни о каких русских и ни о каких русских судах на Дунае в VIII в. не могло быть и речи, то в конце концов пришли к выводу, что речь идет о «красных судах».[37]
Обычная аргументация противников признания в «persist русских судов, на первый взгляд, кажется довольно основательной. Говорят, что византийцы русских называли «'рсоо» и никогда не именовали их «роиз».
Это неверно. Константин Багрянородный говорит о «o^toc. tow 'Pdosicov», а его современник Лиутпранд употребляет термин «Ttfissii», заимствованный им, как он сам указывает, у греков. Я не пытаюсь утверждать, что у Феофана речь идет именно о русских, славянских судах, но в свете всего вышесказанного утверждать обратное только на том основании, что в конце VIII в. русские мореходы на Дунае — это нечто немыслимое, ни в коем случае нельзя.
33
Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. Изв. ГАИМК, вып. 91, 1934, стр. 9, 54, 56. —С. В. Юшко». К вопросу о происхождении Русского Государства. Ученые записки Московского юридического института, т. II, 1940, стр. 47.— Ф. П. Филин. Очерки истории русского языка до XIV столетия. Ученые записки Пед. инст. им. Герцена, т. XXVII.
36
М. К. Карге р. Дофеодальный период Киева по археологическим данным. Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях ИИМК, т. I, 1939, стр. 9, 10.
37
М. С. Грушевский. История Украини — PУCИ. 1913, т. I, стр.564.— Б. Дорн. Каспий. СПб., 1875, стр. 359–374.