Представляется, что показания Шеера и Геллерфорта особо важны именно в контексте постройки Хегевальда, знаменовавшего собой начало немецкой колонизации Востока. Хотя зловещий Генеральный план «Ост» и не был подготовлен окончательно, однако его общие основания к этому моменту были уже понятны. Де-факто летом 1942 года германизация захваченных земель реально началась, а победа казалась верхушке нацистов весьма близкой. В середине июля состоялась встреча Гиммлера с Гитлером, который находился тогда в Виннице. 16 июля рейхсфюрер СС восторженно сообщил своему врачу Ф. Керстену, что сегодня «самый счастливый день в его жизни», поскольку фюрер одобрил все его предложения: Германии предстоит «величайший колонизационный проект, который только видел мир, к тому же связанный с благороднейшей и важнейшей задачей — защитой западного мира от вторжения из Азии»[40]. Таким образом, глава СС согласовал рамочные планы освоения захваченных земель с нацистским вождем. Как следует из показаний Шеера, они были связаны с политикой уничтожения.
К июлю 1942 года относится еще один важный для нашей темы документ, который давно известен, но обычно не ставится в контекст начала колонизации и активности Гиммлера. Речь идет о телеграмме заместителя фюрера по партии Мартина Бормана министру восточных территорий Альфреду Розенбергу от 23 июля 1942 года. В ней были изложены принципы, на которых фюрер потребовал строить восточную колонизаторскую политику — в частности, принять социальные меры по пресечению размножения славян.
«Мы можем быть только заинтересованы в том, чтобы сокращать прирост населения оккупированных восточных областей путем абортов. Немецкие юристы ни в коем случае не должны препятствовать этому. По мнению фюрера, следует разрешить на оккупированных восточных территориях широкую торговлю предохранительными средствами. Ибо мы нисколько не заинтересованы в том, чтобы ненемецкое население размножалось… Ни в коем случае не следует вводить немецкое обслуживание для местного населения оккупированных восточных областей. Например, ни при каких условиях не должны производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия для ненемецкого населения»[41].
Эти указания являются откровенной санкцией на проведение геноцида. Совершенно очевидно, что окончательное упразднение системы здравоохранения для «восточных народов» вызвало бы (и реально вызывало) большие скачки смертности среди советских славян, чего Гитлер и Борман, несомненно, желали. На наш взгляд, есть все основания рассматривать эти директивы в одном ряду с инструкциями, которые Гиммлер дал полицейскому аппарату. Характерно также, что фюрер четко потребовал применения этой политики и к украинцам, что означало заметное ослабление позиций «украинофила» Розенберга, чьи противоречия с рейхсфюрером СС довольно достоверно охарактеризовал Геллерфорт. Розенберг с начала войны пытался пестовать украинский национализм, направляя его против носителей советской и/или русской идентичности. Министр восточных территорий был готов применять самые жестокие меры против великороссов, в украинцах же он видел кого-то вроде словаков, которые достойны статуса третьестепенных союзников рейха. По мнению чиновника, они могли бы оставаться покорной рабочей силой, которая трудится на черноземных полях под германским управлением, но без ярко выраженной сегрегации и дискриминации по отношению к ним. Однако успехи первой половины 1942 года окончательно убедили Гитлера, что Германии не нужно церемониться с покоренными народами Востока. Бо́льшая часть украинцев в его глазах проходила по разряду «славянских недочеловеков». Гиммлер и Борман держались того же мнения, а на Розенберга глядели свысока как на опасного прожектера. Колониальный мираж заставил их отвергнуть полумеры и действовать максимально жестоко.
Кроме того, истребительная политика Гиммлера нашла поддержку не только в верхах, но и снизу: cо стороны рейхскомиссара Украины Эрика Коха, который демонстративно игнорировал указания своего формального начальника Розенберга. Такую вольность он мог себе позволить только в том случае, если имел основания рассчитывать на одобрение куда более высоких инстанций, чем министр восточных территорий. Кох, который одновременно занимал пост гауляйтера Восточной Пруссии, обладал широчайшими связями в нацистской элите, имел прямую связь с Борманом по линии НСДАП и числился на хорошем счету даже у самого Гитлера. Поэтому он принялся проводить ту линию, которая была угодна верховному политическому руководству, — и это была линия на истребление и подавление.
41
Письмо М. Бормана А. Розенбергу относительно политики на оккупированных территориях Востока //