Нюра покраснела, убежала в чулан, будто по срочному делу.
Мать только охнула, покачала головой. Знала она, что тут материнское вмешательство не поможет.
Возле хаты Ковалевых, на завалинке и прямо на траве, вытянув ноги и аккуратно подобрав под них широкие юбки, сидели бабы. Говорить уже было не о чем—все переговорено. Пощелкивая семечки, они сплёвывали шелуху прямо себе в подолы. Подхваченная ветром, шелуха летела во все стороны. Поодаль у ворот одиноким сычом торчал дед Лексаха. Маленькая табуреточка–раскладушка на сыромятных ремнях с трудом удерживала его рыхлое, тучное тело.
Был четвёртый день Троицы, но казаки продолжали работать на полях, и в станице оставались только старики да бабы с детьми.
Солнце склонилось к закату, тени удлинились, становилось прохладней. Дед Лексаха неторопливо поднялся со своей раскладушки… И в этот миг вдруг небывалым ослепительным светом вспыхнуло небо, оглушительный треск покатился над станицей. Бабы в ужасе припали к земле. Широко крестясь, испуганно раскрыл свои белесые, выцветшие глаза Лексаха. Его невестка Гарпена истошным голосом завыла:
— Ой, змей! Огненный змей! Конец света! О господи, прости нас, грешных, окаянных!
Разбрасывая синие искры, чуть не зацепив церковный крест, в мгновение ока над станицей пронёсся метеор. Где‑то за садами прогрохотал раскатистый взрыв.
В этот вечер станица шумела, как растревоженный улей. Каждый по–своему воспринял непонятное явление природы. Старики, собравшись на перекрёстке, вдруг вспомнили военные события, связывая их с появлением огненных змеев. Старухи говорили о чуме, которая прокатилась по Кубани после того, как над землёй пронеслась хвостатая звезда.
Дед Лексаха даже отказался от еды. Он вздыхал и, то и дело крестясь, бормотал:
— Господи, господи! Дожили до какого страха! Змеи летать стали над землёй! Скоро птицы с железными клювами полетят, а там и анчихрист появится. Не иначе — конец света приближается.
Гарпена сердито бросила кочергу в угол и зло проговорила:
— Сами про конец света толкуете, а все жадничаете! Хочь бы перед концом света людей как следует покормили. Вон Митька Заводнов анадысь[4] уже гуторил на улице, што Ковалевы косарей голодом заморили. — И вдруг, подняв голову к иконе, она пророчески провещала: — А Николай–угодник и пресвятая богородица, они все видят, все записывают в своей небесной книге!
Свекор не ожидал такого. Раскрыв беззубый рот, он точно окаменел.
Во дворе закричал маленький Колюшка. Гарпена выскочила из хаты. Жена Лексахи — старая Арина, до сих пор молча сидевшая в тёмном углу, тяжело вздохнула. Подняв тусклые глаза на закопчённую божницу, старуха что‑то шептала иссохшими губами.
Потом её осенило. Она взяла тряпицу, стала на лавку и, поплевав прямо в глаза Николаю–угоднику, принялась усердно оттирать копоть.
— Полон дом народу, — ворчала она, — а некому тебя, отец мой, и в порядок привести. Мухи‑то окаянные как засидели.
Бабка поправила поплавок, зажгла лампадку.
Звонили к вечерне. Арина сползла с лавки, поплелась к себе одеваться в церковь. На крыльцо вышел дед и приказал Архипу запрячь копя в линейку. Он тоже не пропускал ни одной службы.
Проводив в церковь стариков, Гарпена вернулась в Дом. Под впечатлением страшного видения, она с тоской Думала о скором конце света. Бросив грустный взгляд на икону, Гарпена обомлела: вытертый старухой чистый и ясный лик чудотворца строго глядел на неё. В ужасе отвела глаза Гарпена, но, не утерпев, снова поглядела на икону. Изможденное лицо святого как будто ещё больше посветлело.
— Боже ж ты мой! Да никак обновляется! — крикнула Гарпена не своим голосом и вылетела на улицу.
Тотчас в дом Ковалевых набились люди. Увидев действительно посветлевший лик святого, многие в приливе благочестия закрестились и заплакали, а соседка Малашка Рыженкова с завистью прошептала:
— Ив святых делах богатым везёт. Небось у нас Микола чумазый висит уже несколько лет и не обновляется!
От вечерни к Ковалевым валом валил народ. Священник прибыл, принесли хоругви. Начался молебен. На стол посыпались медяки — жертвовали на чудо. Гарпена меж людьми ходила важная, строго подобрав губы, будто божья благодать была воздана ей за особые заслуги.
Только бабка не показывалась из своей спальни да дед Лексаха ходил по двору нахмурившись: они‑то знали, отчего посветлел лик святого.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Отгудели молотилки, отстучали цепы, выбивавшие подсолнечные семечки. Незаметно наступило тихое, ясное, с шёлковыми паутинками «бабье лето». Подошел праздник покрова с недельной ярмаркой. Начались смотрины невест и весёлые свадьбы.