Боря командует. Принимаю доклад. Народ в «тенечке» под куском целой крыши летней конюшни. Передо мной два стола, вытащенных из заваленной комнаты отдыха. На столах имущество по списку, который я выдал Шустрому.
– Здравствуйте, товарищи солдаты! – Строй замирает в удивлении. Тут такое, а этот – без году неделя офицер, хочет услышать их ответ.
– Здра жла, та-арищ лейтенант! – нестройно отвечают мои бойцы, а я не выеживаюсь, я дуркую. Не опускаю руку от виска, над которым торчит край панамы. Команду «вольно» не подаю, как все от меня ожидают. Повторяю еще раз, выделяя тоном, звуком и паузой последнее слово.
– Виноват, глаза запылились с вами на опорном! Здравствуйте, товарищи пограничники! – Народ улыбается, набирает воздух и гаркает дружно и даже весело положенный по уставу ответ.
– Вольно! – рявкаю свирепо я. Замечаю, что команду «вольно» народ мой выполнил правильно и молчит по уставу, ожидая моих пояснений. В строю все, кроме двух связистов: один на заставе, второй на опорном; двух часовых на сопке, где стояла вышка; повар – он ужин готовит; наблюдатель на опорном. Итого передо мной аж целых двенадцать человек солдат и два сержанта. Речь моя проста и незамысловата. У нас, в погранвойсках, каждый должен понимать общую задачу и состояние дел, чтоб если что, то – командо-вание на себя и стоять насмерть за Родину, как в 1941-м или на Даманском, или – ну, еще много где. Или решение принимать самостоятельно, если прижмет, но патриотично. Мафия у нас пограничная, мы тут одни за всех, и все мы – как один. Элита мы – политические войска, как говорят американские аналитики и наши инструктора в учебных частях.
– Состояние дел на данный момент плохое, но не катастрофическое.
Напротив и сзади нас – мусульманские государства. Похоже на то, что тыловое и союзное перестало существовать от атомной бомбардировки. Нам крупно повезло, что горная цепь и место, где расположена застава, спасли нас от прямого воздействия поражающих факторов едреной бомбы. – По жидкому строю запыленных солдат и сержантов ползут несмелые улыбки. – Но заставе нанесен урон. Имеется угроза со стороны сопредельного государства и тыловых неорганизованных групп мародеров, уголовных и прочих опасных элементов. И поэтому считаю, что наступила война. Сзади у нас, похоже, грязный, радиоактивный мусульманский песец, а впереди чистый исламистский пушной зверек. Нам с вами ни туда, ни сюда. Слева, скорее всего, тоже плохо с живыми людьми. Справа – пока неясно. Будем делать доразведку. – И я объявляю, что застава несет службу по варианту «Тревога» без учебных ограничений. – Поэтому каждому получить вечером на складе у Шустрого комплект, который лежит на столе. Бронежилеты носить обязательно при несении службы часовым, наблюдателем или связистом. В остальных случаях по обстановке. Сшить разгрузку из тактических облегченок [13], трех подсумков для магазинов и гранат. Получить боеприпасы и гранаты, снарядить половину из полученных магазинов. Вторую половину не снаряжать. Пулеметчику и его второму номеру снарядить все имеющиеся ленты. Оба пулемета потом на опорный пункт. Экономить свет, воду, продукты, боеприпасы. А пока, срочно, до вечера, закончить освежевывать погибших лошадей, мясо засо-лить и перетащить на продсклад. Дневальному – выпас, лечение и охрана конского состава. Остальные – закончить с «мясом». И еще, от себя лично. Будем держаться вместе – шансов на выживание у нас больше. Если кто хочет свалить, в одиночку или компактной группой, держать не буду. Придите, скажите, экипируем, лошадей дам, оружие, карту покажу, маршрут подскажу, и без обид. – Лица моих погранцов смотрят на меня с непониманием. Я заканчиваю: – Вопросы есть? Если есть – потом вечером или в индивидуальном порядке. Снайпер, пулеметчик ко мне. Командиры отделений – командуйте. – Боря резво распределяет народ по работам. Но вопросы есть.
– Та-арищ лейтенант! А правда, что духи в Афгане офицеров в плен берут, чтоб продать, а солдат в рабы или в жертву Аллаху приносят? – Вопрос задает Кушниренко, он меня за лейтенанта и офицера только по штатке воспринимает. Полгода ему всего до дома служить. Полтора он уже на заставе оттарабанил. Но вопрос требует такого ответа, чтоб мой земляк заткнулся надолго. Я молча, но аккуратно вытягиваю четыре защитного цвета звездочки из своих матерчатых погон на выгоревшей за год афганке. Снимаю офицерскую кокарду с панамы. Теперь моя форма отличается от солдатского обмундирования только не выгоревшей темной материей на погончиках в виде двух пятиконечных звездочек на каждом. Боря показывает Кушниренко кулак и делает страшное лицо. Инцидент исчерпан. Пока.