Священники привезли с собой два дорожных сундука: в одном находились церковные ризы и очень красивая церковная утварь, подаренные кардиналом Фешем; другой содержал газеты и книги, которые представляли бы небольшой интерес, если бы не переписка императора, опубликованная Панкуком, оказавшаяся среди этих книг. Когда дорожные сундуки были открыты, император заявил: «Первый сундук является владением Святого Петра, отправьте его Буонавите. Что же касается второго, то он принадлежит мне». В этом сундуке его особенное внимание привлекли восемь томов его переписки, последовательно испещренных заметками, сделанными его собственной рукой; другие книги его мало интересовали. По этому поводу император сказал мне: «Кардинал мог бы раскошелиться на несколько тысяч франков и выслать мне несколько действительно хороших книг». Однако, после того как я выбрал одну за другой все книги и добрался до дна сундука, я обнаружил там красивый портфель из кожи зеленого цвета, который хранил портреты Римского короля и сына принца Евгения, присланные принцем. При виде портрета своего сына на лице императора появилась добрая улыбка. Глаза императора увлажнились: «Бедный ребенок, — заявил он, — какая судьба!» Затем, вручая мне портрет, он сказал: «Вот, возьми и поставь его на мой стол, чтобы я мог видеть его каждый день». С собой я привез из Елисейского дворца в исполнении Исабея портрет Римского короля, когда он был ребенком, и в этот день император передал мне его[316].
Со времени приезда священников мессу служили в гостиной. Император решил, что столовую комнату, которая больше не использовалась, следовало переделать в часовню, а его гостиную сделать столовой комнатой. С этого момента стол в столовой стал служить только для церковной службы. Мы все дружно принялись за работу, и преобразование бывшей столовой было завершено. Новерраз, которому помогал китайский плотник, соорудил алтарь с двумя ступеньками, которые легко убирались после службы. Г-н Пьеррон, отменный мастер на все руки, сделал очень красивую золотую с белым дарохранительницу для дароносицы и святого причастия. Был закуплен красный атлас, который натянули поперек задней стены в шесть футов в обхвате. На боковой стене повесили шторы, которые поддерживались с помощью двух позолоченных крючков для занавесок, чтобы не свешивались с потолка. Ступеньки алтаря были покрыты зеленым бархатом, который далее простирался в виде ковра под ножки молитвенной скамьи императора; буква «Н», увенчанная короной размером в один фут, украшала середину ковра, а в каждом углу ковра разместили такие же буквы, но гораздо меньшего размера. У нас не хватило тесьмы, чтобы, как нам хотелось, к буквам добавить корону. Если британское правительство изо дня в день забывало о величии императора, то с нами дело обстояло по-другому: для всех нас императорский престиж оставался точно таким же, как если бы император по-прежнему восседал на троне. В разговоре с графом де Монтолоном я упомянул о коронах, и граф тут же вспомнил о существовании мундира, который он носил, когда служил помощником принца Невшательского; на этом поношенном мундире мы обнаружили не только тесьму, которой нам не хватало для корон, но и материал для того, чтобы добавить большой крест к основанию алтаря. С обеих сторон дарохранительницы, увенчанной черным крестом с серебряным, превосходной работы, Христом, были установлены два подсвечника с шестью подставками для свечей. На помосте, возвышавшемся над алтарем, на одной линии с подсвечниками стояли две китайские вазы, которые по воскресеньям украшались цветами. Вся эта работа по устройству часовни была закончена в период между понедельником и субботой без какой-либо посторонней помощи. Сильные руки и готовность поработать всегда присутствовали у нас, когда вопрос касался необходимости услужить императору и продемонстрировать ему наше рвение и преданность. В следующее воскресенье мы смогли получить громадное удовольствие от изумленного вида императора, поскольку Его Величество ничего не знал о той подготовительной работе, которую мы провели, чтобы должным образом украсить комнату, предназначенную им в качестве часовни. Все было готово к двенадцати часам дня. Единственная дверь, пропускавшая дневной свет в эту комнату, была закрыта, и комната освещалась свечами в подсвечниках и двумя лампами с круглыми матовыми стеклянными абажурами, поставленными на столах по обе стороны алтаря.
316
В императорском кабинете в Лонгвуде находился небольшой портрет Римского короля работы Исабея. Ребенок был нарисован одетым в мундир национальной гвардии, преклонившим колени и скрестившим руки; надпись гласила: «Я молю Бога об отце и о Франции». У этой картины была копия, также гравированная Бульоном, но на ней ребенок был одет в обычную одежду.