Я уже рассказывал, что, когда вы находились с императором, вы могли уйти только тогда, когда он отпускал вас. Если вечером он ложился в постель и ему не спалось, то он отдавал распоряжение о том, чтобы горевшую лампу относили в соседнюю комнату, а сам обычно продолжал беседу в полутьме. Однажды вечером я был в его комнате и он заснул, не сказав мне, чтобы я удалился. Опасаясь того, что я мог потревожить его, я продолжал сидеть в одном из углов комнаты, ожидая, когда он проснется. Я глубоко погрузился в собственные мысли о судьбе, которая распорядилась таким образом, чтобы я жил рядом с величайшим человеком столетия в то время, когда моя мать была в Вене с его сыном. В этот момент я услыхал несколько коротких фраз, которые не понял. Мне показалось, что императору снился страшный сон, который я прервал, подняв легкий шум. Император позвонил в колокольчик, чтобы вызвать Сен-Дени, который дежурил в эти сутки и спал в соседней комнате. Я немедленно отозвался на вызов императора; он поинтересовался, долго ли он спал, и я ответил ему, что приблизительно час с половиной. «Дай мне лампу с абажуром и мой халат для ванны, а сам иди спать, поскольку уже поздно». Это было в 11 часов вечера.
На следующее утро, зная, что император лег обратно в постель только в 3 часа ночи, я вошел в его спальную комнату лишь в 7 часов утра, чтобы открыть ставни, не раздвигая штор. Он хотел именно этого, потому что полный дневной свет ослеплял его глаза. Я стоял перед его постелью, ожидая указаний. Он смотрел на меня так, словно был весь поглощен мыслями о чем-то ином, а не о том, на что был обращен его взгляд. Неожиданно он сказал мне, что видел во сне императрицу Марию Луизу и своего сына, которого она держала за руку. Я впервые в жизни слышал, чтобы император упоминал о сновидении. «Она выглядела такой же свежей, — сообщил он мне, — как и тогда, когда я видел ее в Компьене; я обнял ее, но как бы крепко я ни старался держать ее, я чувствовал, что она ускользает от меня; и когда я вновь захотел заключить ее в свои объятия, все исчезло, и я проснулся».
«Сир, для вас ваше пробуждение должно было быть мучительным, но я был свидетелем сна Вашего Величества; я даже подумал, увидев ваше возбужденное состояние, что вы больны; и я уже собирался разбудить вас, когда вы вызвали Сен-Дени».
«А, — воскликнул император, вскакивая с постели и хватая меня за горло, — так это ты, жалкий негодяй, был причиной того, что я более не мог оставаться со своей женой и сыном! Чего заслуживает твое преступление? Сознавайся».
«Пусть небеса даруют мне власть вернуть их обоих в объятия Вашего Величества, чтобы я искупил свою ошибку и получил прощение».
«Для меня достаточно и того, чтобы я один нес бремя моего мучения, не призывая их в свидетели», — отпуская меня, ответил император.
Сен-Дени, которого император очень любил, женился на молодой англичанке, бывшей на редкость очаровательной и такой же милой, как доброй и прелестной[320]. Она была прислана из Лондона, чтобы стать воспитательницей мадемуазель Гортензии Бертран, сейчас г-жи Тейер[321].
Император был против этого брака, который для Сен-Дени был браком по любви, не дававшим ему никакой материальной выгоды, и который должен был лишить графиню Бертран гувернантки ее дочери. Император попросил Сен-Дени подождать шесть месяцев, думая, что само время позволит Сен-Дени пересмотреть свое решение. Но шесть месяцев прошли, а чувства остались прежними. Отец Буонавита благословил брак, но получил строгий выговор от императора за то, что не сообщил ему об этом. Император никогда более не говорил об этом событии.
Сен-Дени нашел в мисс Холл очаровательную жену и добрую и отличную мать для своих детей. В то время, о котором я сейчас говорю, г-жа Сен-Дени родила дочь, обещавшую стать очаровательной, и на самом деле это так и случилось: граф де Монтолон и графиня Бертран держали ее над купелью во время крещения. В этот день император вышел из своих апартаментов и уселся в халате под своим дубовым деревом, чтобы там позавтракать; покончив с едой, он сказал Сен-Дени: «Позови Маршана и принеси мне свою дочь». Погода была спокойной и теплой; Сен-Дени показал ребенка императору, который смотрел на него добрым взглядом, а потом поздравил отца. Сен-Дени, естественно, был счастлив от того, что император проявил интерес к его дочери. «Пойди, — обратился император ко мне, — и принеси самую красивую из моих китайских цепочек». Я поспешил к себе и, вернувшись, передал цепочку императору. Он взял цепочку и повесил ее на ребенка, сказав при этом: «Пусть же ты будешь такой же счастливой, какой ты обещаешь быть прелестной». Император проявлял большую доброту по отношению ко всем нам; он знал, что наша забота о нем не ограничивалась выполнением его желаний, но также и предвосхищала их. Эта цепочка ранее была прикреплена к одним из императорских часов. Он снял ее с часов, чтобы заменить цепочкой, сделанной из косы императрицы Марии Луизы.
320
В июне 1818 года леди Джернингэм прислала из Лондона графине Бертран горничную Мери Холл. Эта привлекательная блондинка вызвала настоящий фурор в Лонгвуде: счастливым победителем оказался Сен-Дени, который женился на ней в октябре 1819 года.
321
Г-жа Амедей Тейер, урожденная Гортензия Бертран, дочь генерала и Фанни Диллон, его супруги. В 1828 году Гортензия вышла замуж за Амедея Тейера, родившегося в Орлеане от американского отца и английской матери. Известный адвокат и музыкант, г-н Тейер был протестантом; католическая невеста обратила адвоката в католика незадолго до его кончины. Г-жа Тейер собрала несколько мемуаров об острове Святой Елены. Г-же Тейер было одиннадцать лет, когда скончался император, она до сих пор хорошо его помнит.