На Эльбе предстояло провести большие строительные работы. Сначала император позаботился о своих домах в городе и в сельской местности, а также о жилище для мадам Мер и принцессы Полины, которые должны были приехать, чтобы никогда больше не покидать его: об этом свидетельствовала любовь мадам Мер к Его Величеству. Остров посещало большое количество иностранцев[124]; островитяне должны были обеспечить их жилищем. Посещавшие остров знатные англичане, которым была оказана честь быть представленными императору, поражались ясностью его мышления.
Как только на остров прибыла императорская гвардия, гренадеры и стрелки в свободное время занимались тем, что сносили печи, которые когда-то предназначались для плавки пушечных снарядов, а также большое количество лачуг, в беспорядке разбросанных в округе. Они вынуждены были использовать взрывные средства: те здания когда-то строились с таким расчетом, чтобы их стены не пробивались и снарядами. С солдатами была достигнута договоренность об оплате их труда, но работа оказалась очень тяжелой, и они попросили императора выдать им премиальные, сказав, что им хватает времени только на то, чтобы пить воду. Премиальные были выданы. За короткий срок на месте тех лачуг возникли прекрасные терраса и сад. Совершенно изолированный, дворец возвышался над всей округой[125]. Люди самых разнообразных профессий, знатные иностранцы, большое количество англичан и французских купцов, путешествовавших по Италии, посещали остров, и арендная цена на жилье стала там очень высокой. На всем острове отмечался бурный подъем торговой и деловой жизни. До императорского дворца можно было добраться, только поднявшись по крутым ступеням лестницы. Через город, в соответствии с указанием Его Величества, к дворцу была проложена красивая извилистая улица. На острове прокладывались дороги: строительство одной, ведущей из Портоферрайо в Марчиану, подходило к концу; а та, что вела к Порто-Лонгоне, была уже готова. Строительство еще одной, ведущей в Сан-Мартино, практически закончилось[126].
В Сан-Мартино император купил очень обширный участок земли, весь покрытый виноградниками. Там он построил очаровательный загородный дом[127]. Когда дом строился, Сан-Мартино стал местом прогулок императора, куда он отправлялся верхом на лошади в сопровождении адъютанта или в карете, эскортируемой пикетом польских уланов. Тридцать этих замечательных солдат под командованием майора Балинского[128] прибыли из Пармы со своими лошадьми, чтобы присоединиться к товарищам из императорской гвардии.
Активная созидательная деятельность императора была прервана печальным известием о смерти императрицы Жозефины 29 мая 1814 года[129].
Император выглядел глубоко опечаленным; он заперся в своем кабинете и в течение дня принял только гофмаршала на несколько минут.
Вспоминая императрицу, император говорил, что она обладала элегантностью креолки, сочетаемой с беспредельной грацией и обаянием, с общительностью и уравновешенностью характера, которые всегда оставались неизменными. Все, что она носила, было элегантным. Она была законодательницей моды. Ее ночной наряд был таким же элегантным, как и дневной. Признавая за императрицей пристрастие к трате денег и добавляя при этом, что ему несколько раз приходилось улаживать ее долги, император в то же время отдавал ей должное, когда заявлял, что среди долгов, которые она делала, были и такие, которые помогали ей обретать друзей при помощи безделушек, отдаваемых ею в подарок в нужный момент и с ее обычным изяществом. Он говорил: «Жозефина превосходила всех других изяществом своих манер, когда вручала подарки. Она любила различные виды искусства и покровительствовала им. Она устраивала баталии с Деноном, чтобы заполучить несколько картин для украшения своей галереи. Мои рекомендации Денону обычно ставили все на свои места». Когда император впервые встретился с ней, он был больше очарован ее умом и умением держаться грациозно, чем ее красотой; она была само обаяние. Это первое впечатление, произведенное Жозефиной на Наполеона, вскоре привело к браку, и оно только усиливалось с каждым днем, а после развода уступило место любви, полной уважения. Визит, нанесенный ей императором Александром и королем Пруссии, оказался причиной ее кончины: уже несколько дней она была больна, но встала с постели и нарядилась, чтобы принять двух монархов. Вылеченная было лихорадка, давшая осложнение в виде ангины, привела ее к могиле.
124
Это факт многократно подтверждается всеми современными мемуаристами, в том числе и такими, как Кэмпбелл и Пон де л’Ерол. И действительно, толпы приезжих ежедневно высаживались на Эльбе. Они приезжали со всей Европы: из Италии, Германии, Норвегии. Французские матери привозили с собой детей, чтобы показать им «героя из героев». Возбужденные до предела пожилые дамы, не в силах более вынести ссылку «Славы Франции», покидали свой дом, чтобы приехать на Эльбу и всего лишь приветствовать императора. Но чаще всех приезжали англичане: некоторые в качестве простых туристов; другие, влиятельные политики или аристократы, добивались чести быть принятыми во дворце Мулини. Офицеры британских военных кораблей, плававших в Средиземном море, брали отгул, чтобы посетить Эльбу, причем так часто, что командующий британской эскадрой был вынужден запретить эти бесконечные поездки с кораблей на остров и обратно, которые противоречили уставным положениям.
125
Дворец Мулини. Император действительно приказал снести лачуги, беспорядочно разбросанные на верхнем плато гористого склона, на котором расположился Портоферрайо, и очистить место вокруг двух зданий, занятых артиллерией и инженерами, до того, как соединить эти постройки с главным зданием. Он был настоящим архитектором собственных владений, сам выполнял чертежи. Поднявшийся из каменных развалин дворец, в который император въехал в конце мая, был закончен только в сентябре. Сад, который он заложил в итальянском стиле, выходил в сторону моря.
126
Все дороги острова расходились лучами из Портоферрайо. Одна вела на запад к Марине и Монт-Джове; другая вела на юг и на восток к Порто-Лонгоне, Рио-Марино и к железорудным шахтам. Помимо этих двух дорог, пересекавших остров с одного конца на другой, единственной оставшейся важной дорогой, доступной для карет, была дорога, которая вела к Кампо, последней большой деревне на юге острова, знаменитой своими гранитными карьерами, которые поставляли колонны для церквей и дворцов Пизы. Помимо этих дорог, которые до Наполеона были в плохом состоянии, на острове пользовались тропами для мулов, часто едва различимыми. Наполеон старался основать на острове первую дорожную сеть и для воплощения в жизнь своего плана назначил Леопольда Ломбарди инспектором дорог и мостов.
127
Дворец Мулини не был закончен, когда Наполеону захотелось иметь еще один дом, который бы находился в более спокойной сельской местности. Он построил дом в Сан-Мартино.
К нему можно доехать по дороге в Марину. В четырех километрах от Портоферрайо дорога разветвляется в сторону долины, над которой господствует гора с крутым склоном с виноградниками у подножия и с дубовыми рощами на вершине. Дорога затем ведет вверх и на полпути к вершине горы предлагает изумительно красивую панораму. Наполеон купил этот участок земли, отрядив Форези для переговоров, у офицера 35-го линейного полка по имени Манганаро. На самом деле земельная собственность в Сан-Мартино была куплена и за счет принцессы Полины, продавшей ради этого несколько бриллиантов.
Это был скромный дом: четыре белоснежные стены с пятью окнами на фасаде; первый этаж с узкой дверью и второй этаж, чья тыльная сторона — благодаря горному склону — находилась на одном уровне с садом с дубами, акациями, тутовыми и другими разнообразными деревьями, и со средиземноморским вязом, посаженным самим Наполеоном.
128
В 1807 году Наполеон сформировал соединение польской легкой кавалерии в Варшавском великом княжестве. В 1809 году кавалеристы соединения стали польскими уланами, и к концу 1811 года составляли уже три полка. Уланы, последовавшие за императором на Эльбу, были из этих полков. Их командиром был барон Жермановский, майор, а его помощниками два капитана: Шульц и Балинский. Имена этих трех офицеров приведены в самом конце воззвания императорской гвардии к французской армии во время высадки Наполеона в бухте Жуан.
129
Императрица Жозефина скончалась в Мальмезоне в полдень 29 мая от инфекционного гриппа. Ее последним словом было имя Наполеона. Она скончалась в своей комнате, одетая в красное платье с золотой вышивкой, которое по-прежнему можно увидеть на втором этаже замка, превращенного в музей. Кровать, на которой императрица испустила последний вздох, также по-прежнему находится в замке Мальмезон.
Маршан добавил на полях рукописи своих «Мемуаров» следующее замечание:
«Император с раздражением узнал об обращении императора Александра к Людовику XVIII с просьбой оказать помощь королеве Гортензии, он считал, что для него было бы лучше просто проявить к ней участие в это скорбное для нее время».
Маршан, судя по всему, нерешительно, почти с сожалением добавил в свою рукопись это подстрочное примечание, навязанное ему его же желанием быть предельно точным в изложении событий, поскольку он боготворил первую императрицу и королеву Гортензию. И в самом деле можно понять раздражение Наполеона, если бы постоянно повторяемые ему слухи соответствовали правде. Но Наполеон в то время ничего не знал об обстоятельствах, которые заставили Жозефину пойти на контакт с царем Александром. Именно император Александр по своей воле написал Жозефине письмо с просьбой принять его в Мальмезоне. «Я охвачен, — писал он ей, — желанием встретиться с вами, Мадам: с первого же дня моего пребывания во Франции я слышал, с каким огромным уважением буквально все произносят ваше имя. И в самых бедных хижинах, и в замках я узнал подробности относительно вашей ангельской доброты, и мне доставит удовольствие передать Вашему Величеству благословения, которые я услышал в адрес Вашего Величества».
Разве этот документ не служит решительным ответом на все клеветнические заявления, которые оскорбляют память Жозефины? Некоторые историки забыли о прекрасном письме, написанном отвергнутой императрицей Наполеону, приговоренному к ссылке на остров Эльба. «Если я узнаю, вопреки всему, что я та единственная, кто желает выполнить свой долг, то тогда ничто не удержит меня и я поеду в то единственное место, где могу найти счастье для меня, так как я смогу утешить вас, когда вы изолированы от всего и чувствуете себя таким несчастным. Скажите только одно слово, и я выезжаю». Разве мы можем не видеть разницы между этим отношением к Наполеону и отношением к нему со стороны Марии Луизы, которая так скоро забудет Наполеона в объятиях некоего Нейперга или некоего Бомбеля?
Поэтому было ошибкой вменять в вину Жозефине ее отношения с теми, кто внес свой вклад в уничтожение империи. Она ничего не просила.
Только царь протянул ей руку в то время, когда она столкнулась с разного рода трудностями, и будущее ее детей и внуков стало причиной ее законной озабоченности.
Бесценное свидетельство Коленкура в его мемуарах все ставит на место. Именно он постоянно занимался решением финансовых проблем Жозефины и королевы Гортензии. «Император России, — пишет он, — был при всех этих возникших обстоятельствах наиболее полезным защитником и сторонником Жозефины. Его вмешательство помогало мне преодолеть все трудности».