Она передала мне пластину. «От кого это?» — удивлённо спросил я. Кто знал, что я в Крондиэме?
Она пожала плечами. «Посыльный оставил, сэр, без объяснений».
Я отправился к себе, в задумчивости, но, когда добрался до номера, я не стал сразу же воспроизводить пластину. Я лёг на кровать, думая об ищущих на пляже. Был ли весь этот феномен всего лишь поворотом в том стремлении к смерти, которое некоторые люди всегда носили в своих сердцах? Это казалось каким-то уже слишком лёгким объяснением.
Через некоторое время я установил мольберт.
Я подумал о том, что видел на пляже. Попытался сделать быстрый набросок святынь с их нетерпеливыми обитателями, сидящими на корточках подальше от света, так похожими на притаившихся хищников. Я заставил их глаза засверкать, а зубы — заблестеть, и нарисовал эту сцену словно день был такой хмурый, что все краски утекли из мира, оставив только серый, чёрный и холодный коричневый.
Результат мне особо не понравился, но я внёс его в память для переработки в будущем.
Я попробовал вид приливного обелиска, склонившись, по-началу, до совершенно буквального изображения. Но пока я работал, поверхность Ока приобрела неестественные изгиб и упругость, будто это была грудь громадной женщины, а обелиск, с его кольцом кроваво-красных морских уточек, показался чёрным шипом, воткнутым в эту совершенную кожу.
Я сбросил изображение, немного шокированный тем, что поднялось со дна моего разума.
В итоге, я попробовал изобразить сильфиду, как она выталкивает себя из моря, но получилось ещё менее удовлетворительно. Я никак не мог заставить сильфиду выглядеть как что-то большее, нежели чем уродливое инопланетное животное. Поэтому, я превратил сильфиду в мелкий элемент композиции, заключённый в рамку из рук мужчины, вытянутых в мольбе. Это изображение я тоже сохранил для дальнейшей работы, однако я полностью исчерпал творческий порыв и отложил мольберт.
Я включил холоконтур и вначале хотел воспроизвести полученное сообщение, однако потом я пробежался по меню, пока не дошёл до записи с названием ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ. Я запустил её и откинулся на переднюю спинку кровати.
По контору пробежала случайная серия красок, затем он прояснился и показал лицо и верхнюю часть туловища полевого ксенобиолога по имени Крэндл. У него были совиные глаза и жидкая бородка. На нём был выцветший рабочий полукомбинезон, а на носу — толстый слой зелёной мази от солнца. Он уверенно вещал из кокпита бронированного скифа. «У нас ещё нет каких-либо достаточно подтверждённых гипотез, чтобы объяснить… а… специфику взаимодействий между людьми мужского пола и так называемыми „сильфидами“. Ситуация до крайности сложна, и становиться ещё сложнее от того факта, что ни один из вовлечённых людей никогда ещё не желал представить на научное исследование течение своих личных взаимоотношений.
Однако, можно предположить… Сильфиды могут оказаться исключительным примером паразитического миметического[6] вида живых организмов, не слишком редко встречающейся адаптацией. Одним теоретическим затруднением, в данном случае, является то, что во время эволюционного процесса, который достиг высшей точки в сильфидах, не мог иметься в наличии человек. Кроме того, сильфиды в своей „естественной“ форме, по-видимому, не обладают разумом, тогда как в своей адаптированной форме они представляются по крайней мере такими же умными, как человеческие существа — хотя сильфиды всегда противились попыткам проверить их интеллект.
Смертельное повреждение так называемых мужей сильфид — это ещё один озадачивающий вопрос. Во время сексуальной активности, которая, по-видимому, играет важную роль в трансформации сильфид, из специальных пор на коже сильфид выступают реснички и проникают в тело человека, для чего — неизвестно. Представляется, что это не затрагивает питание, так как протеины сильфиды и человека не только несовместимы, но и чрезвычайно токсичны по отношению друг к другу».
Крэндл покачал головой. «Мы просто не знаем…»
Я запустил следующую запись, симпозиум религиозных лидеров.
Первой выступала лоснящаяся привлекательная женщина, Преподобная Ангрина Демирелл из Объединённых Космических Конгрегационалистов. «Очевидно, что события на Ноктайле — это больше, чем метафора, больше, чем выдающееся, чудодейственное проявление великого фундамента нашей веры: что любовь преодолевает всё — даже страх смерти!
Нет, мы уверены, что эта также и космический механизм накопления любви, что Опаловое Око, по чистой правде, есть ни что иное, как бьющееся сердце вселенной, и когда-нибудь, когда мы научимся любить друг друга, как мужья любят своих сильфид, этот огромный аккумулятор любовной энергии лопнет и затопит Вселенную своим теплом!» Она села, очевидно истощённая своим пылом, глаза её блестели.