Выбрать главу

Составление экономического доклада оказалось утомительным делом — Уормолд печатал только двумя пальцами и не умел пользоваться табулятором. Нужно было подправлять цифры официальной статистики — на случай, если бы кому-нибудь в центре взбрело в голову сличить их с докладом, и порой Уормолд забывал, как он изменил ту или иную цифру. Он никогда не был силен в арифметике. Если ускользала какая-нибудь запятая в десятичных дробях, за ней приходилось гоняться вверх и вниз по доброму десятку колонок. Это было похоже на отчаянные попытки удержаться на ярмарочном «колесе смеха».

Через неделю его стало беспокоить, что так долго нет ответа. Неужели Готорн почуял что-то неладное? Временное облегчение доставил вызов в консульство, где угрюмый секретарь вручил ему запечатанный конверт, адресованный по какой-то непонятной причине «Мистеру Люку Пенни». Внутри этого конверта лежал другой с надписью: «Генри Лидбеттеру. Управление гражданскими научно-исследовательскими работами». На третьем конверте значилась цифра 59200/5, в нем было жалованье за три месяца и сумма на оплату непредвиденных расходов в кубинской валюте. Уормолд отнес деньги в банк.

— Положить на текущий счет фирмы, мистер Уормолд?

— Нет, на мой личный счет.

Но, пока кассир считал, его не покидало ощущение вины: ему казалось, будто он присвоил казенные деньги.

2

Прошло десять дней, но ответа на свои вопросы Уормолд так и не получил. Он даже не мог отослать свой экономический доклад, пока мифический агент, автор этого доклада, не был проверен и утвержден. Подошел срок его поездки к розничным торговцам в Матансасе, Сьенфуэгосе, Санта-Кларе и Сантьяго. Он каждый год объезжал эти города в своем стареньком «хилмене». Перед отъездом он послал Готорну телеграмму: «Под предлогом посещения контрагентов по пылесосам собираюсь выяснить возможность вербовки порту Матансасе, промышленном городе Санта-Кларе, военно-морской базе Сьенфуэгосе и повстанческом центре Сантьяго; предполагаемые дорожные расходы пятьдесят долларов в сутки». Он поцеловал Милли, взял с нее обещание, что в его отсутствие она не будет кататься с капитаном Сегурой, и затарахтел к «Чудо-бару», чтобы выпить прощальную рюмку с доктором Гассельбахером.

Раз в год — и всегда во время своей поездки — Уормолд писал письмо младшей сестре в Нортгемптон. (Может быть, письмо к Мэри ненадолго исцеляло от тоски по Милли.) В письмо он неизменно вкладывал последние кубинские марки для племянника. Мальчик стал собирать марки в шестилетнем возрасте; время не стояло на месте, но Уормолду как-то не приходило в голову, что племяннику давно стукнуло семнадцать и он, вероятно, забросил свою коллекцию. Во всяком случае, он был уже слишком взрослым для той записки, в которую Уормолд завернул марки, — чересчур наивной даже для Милли, а племянник был несколькими годами старше.

«Дорогой Марк, — писал Уормолд, — посылаю марки для твоей коллекции. Наверно, она у тебя уже огромная. Боюсь только, что эти марки не очень интересные. Вот было бы хорошо, если бы на наших кубинских марках рисовали птиц, зверей или бабочек, как на тех красивых марках из Гватемалы, которые ты мне показывал. Твой любящий дядя.

P.S. Я сижу и гляжу на море, у нас очень жарко».

Сестре он писал обстоятельнее: «Я сижу на берегу залива в Сьенфуэгосе, сейчас больше чем девяносто градусов [15], хотя солнце уже час как зашло. В кино показывают Мэрилин Монро, а в гавани стоит судно, которое, как ни странно, называется «Хуан Бельмонте». (Помнишь ту зиму в Мадриде, когда мы ходили на бой быков?) Главный механик судна — я думаю, что это главный механик, — сидит за соседним столиком и пьет испанский коньяк. Потом ему останется только пойти в кино. Сьенфуэгос, наверно, самый тихий порт на свете. Одна-единственная розово-желтая улица, несколько кабачков, высокая труба сахарного завода, а в конце заросшей сорняком тропинки — «Хуан Бельмонте». Почему-то мне хотелось бы уплыть на нем вместе с Милли, но разве это возможно! Пылесосы покупают плохо — в эти беспокойные дни далеко не всегда есть электричество. Вчера вечером в Матансасе три раза гас свет — в первый раз, когда я сидел в ванне. Какие глупости я пишу тебе в такую даль.

Ты только не воображай, что мне здесь плохо. В здешних местах много хорошего. Иногда мне страшно подумать о возвращении домой — к магазинам Бутса, Вулворта [16], к кафетериям, мне было бы сейчас не по себе даже в «Белой Лошади» [17]. Главный механик сидит с девушкой; вероятно, у него есть девушка и в Матансасе; он льет ей коньяк прямо в глотку, как ты даешь кошке лекарство. Какое здесь удивительное освещение перед закатом: горизонт — полоса жидкого золота, а на свинцовой ряби моря темные пятна распластавших крылья птиц. Высокий белый памятник на бульваре — днем он похож на королеву Викторию — превратился сейчас в глыбу, излучающую мистическое сияние. Чистильщики сапог запрятали свои щетки под кресла, которые стоят между розовыми колоннами; когда чистишь ботинки, сидишь высоко над тротуаром, словно на библиотечной стремянке, а ноги твои покоятся на спинах двух бронзовых морских коньков, может быть, их завез сюда какой-нибудь финикиец? Почему у меня такая тоска по родине? Наверно, потому, что я отложил немножко денег и скоро должен решиться уехать отсюда навсегда. Не знаю, сумеет ли Милли вынести секретарские курсы в каком-нибудь унылом квартале северного Лондона.

Как поживает тетя Алиса? Все еще закладывает уши воском? А дядя Эдвард? Может, он уже умер? Я дожил до возраста, когда родственники умирают незаметно».

Он заплатил по счету и на всякий случай узнал фамилию главного механика — по приезде домой полезно будет послать на проверку несколько имен, чтобы оправдать дорожные расходы.

В Санта-Кларе дряхлый «хилмен» пал под ним как загнанный мул. Что-то вконец разладилось в его внутренностях; одна только Милли догадалась бы, что именно. В ближайшем гараже ему заявили, что ремонт займет несколько дней, и Уормолд решил отправиться в Сантьяго автобусом. Так было даже быстрее и безопаснее: в провинции Орьенте, где повстанцы, как всегда, хозяйничали в горах, а правительственные войска — в городах и на дорогах, движение часто прерывалось, но автобусы задерживали реже, чем частные машины.

Он приехал в Сантьяго вечером, в безлюдную и опасную пору, когда в городе соблюдался никем не объявленный комендантский час. Лавки на площади, пристроенные к собору, были уже закрыты. Одна-единственная пара торопливо пробиралась куда-то мимо гостиницы. Вечер был влажный и душный, темная зелень ветвей тяжело свисала к земле в тусклом свете уличных фонарей, горевших вполнакала. В гостинице его встретили недоверчиво, словно были убеждены, что он чей-то шпион. Он почувствовал себя самозванцем — ведь это была гостиница для настоящих шпионов, настоящих провокаторов и настоящих повстанческих эмиссаров. В убогом баре монотонно бормотал какой-то пьяный, — совсем в манере Гертруды Стайн [18]; он твердил: «Куба есть Куба, есть Куба, есть Куба».

вернуться

15

по Фаренгейту

вернуться

16

магазины стандартных цен

вернуться

17

марка виски, по имени которой в Англии нередко называют кабачки

вернуться

18

американская писательница (1874-1946)