По счастью, Овакимян тогда не знал, что новый заместитель руководителя англо-американского отдела разведки Андрей Траур, сам не очень удачно поработавший перед этим в США на протяжении всего лишь полугола, написал на имя наркома Берии докладную, в которой, в частности, предлагал отозвать «резидента “Геннадия” как не внушающего политического довериям. Позднее в личном письме выдающемуся советскому разведчику Василию Зарубину Овакимян назвал Траура «ямокопателем ГАВ-ГАВ!»
В мае 1939 года начальником 5-го отдела НКВД (так теперь официально назывался ИНО) был назначен новый человек, в недавнем прошлом издательский работник и журналист Павел Фитин. Его предшественник Владимир Деканозов стал заместителем наркома иностранных дел СССР, а позднее по совместительству и полпредом в Берлине. Фитин, впоследствии генерал-лейтенант, руководил разведкой и все тяжелые годы Великой Отечественной войны. По свидетельству многих ветеранов ведомства, он был лучшим руководителем внешней разведки после Артура Артузова.
Приход Фитина, по счастью, свел на нет все наветы Траура[65]. Овакимян не только был оставлен на своем посту, но и на основании секретного письма Фитина в ЦК ВКП(б) срок его командировки в США был продлен.
В 1940 году «Геннадий» получил от «Звука» информацию о проекте первого стратосферного самолета, о кислородных масках для высотных полетов, об использовании глицерина в военных целях и т. п. На основании изучения и сопоставления полученных от сети «Звука» разрозненных сведений Овакимян сообщил в Центр о начавшихся в Соединенных Штатах строго засекреченных работах по расщеплению ядра атома урана. Как высокообразованный специалист Овакимян сразу понял, что эти исследования ведутся на предмет изучения возможности использовать высвобождающуюся при этом колоссальную энергию в военных целях.
Понимал ли Голос, такого образования, увы, не получивший, всего значения этой информации тогда, в 1940-м? Мы можем только гадать. Но позднее, через год-два, конечно же, понимал…
По свидетельству ветерана контрразведки Владимира Чикова: «Тогда же Овакимяном была зафиксирована и проанализирована ситуация, связанная с большим наплывом из Европы крупных уче-ных-физиков, спасающихся от коричневой чумы фашизма. В своем сообщении в Центр он делает вывод о том, что данное обстоятельство позволит Соединенным Штатам значительно увеличить свой научный потенциал и достигнуть ощутимых практических результатов во многих отраслях знаний и экономики»[66].
Меж тем грозовые тучи сгущались и над головой Якова Голоса. Не в отделении ФБР в Нью-Йорке. В Москве, на Лубянке. Сам «Звук», по счастью, об этом не подозревал. Хотя кто может об этом сегодня знать наверняка? Во всяком случае, если и были у него какие-то смутные нехорошие предчувствия, ни с кем из близких он ими не делился.
Удивляться подозрениям, вдруг возникшим в Центре относительно Голоса, не приходится. То был пик массовых репрессий в Советском Союзе, когда по велению вождя избивались и выбивались лучшие кадры Коммунистической партии, Красной армии, народного хозяйства, науки и культуры. На Западе эту страшную эру назвали двумя емкими и точными словами — Большой террор. (По данным ветерана СВР Игоря Дамаскина, из общего числа сотрудников внешней разведки в Центре и резидентуры — 450 человек — было репрессировано 275[67].)
Жестоко пострадала и внешняя разведка НКВД. Были отозваны на Родину, а затем немедленно арестованы и в большинстве своем расстреляны более половины закордонных оперативных сотрудников, в том числе едва ли не все нелегалы.
Для костоломов-следователей они были легкой добычей. Сам факт длительного пребывания за границей, личное знакомство со многими тамошними политиками, военными, банкирами, промышленниками был достаточен, чтобы обвинить их в измене и шпионаже в пользу разведки той страны, в которой они работали не один год.
Живя в относительно демократических странах — Англии, Франции, США, Швеции, Швейцарии, — разведчики не могли не видеть, что уровень благосостояния народа, в том числе рабочих и крестьян, гораздо выше, нежели в СССР. Уже одно это делало их для высшего руководства страны потенциально опасными. В той же степени это относилось к военной разведке, дипломатам Наркоминдела, сотрудникам Наркомвнешторга, иным советским специалистам, длительное время работавшим за границей.
65
Судя по некоторым признакам, А. Граур, направленный на работу в НКВД в 1938 году, был изначально заражен вирусом подозрительности и поисков «врагов народа». В 1953 году полковник А. Граур в возрасте всего сорока восьми лет был уволен на пенсию по состоянию здоровья. Еще через три года он с признаками явного психического расстройства покончил с собой.