— Даже если в другом случае вы не заинтересованы в ней, она все равно объявится! — расхохоталась Жаклин, но ее уже никто не слушал. Все с удовольствием покинули дом и вышли в сад.
— Какой воздух!.. Какой вечер!» — развела руками Светлана.
— Если бы его не испортила своими «Смрадными листьями» Жаклин, — отозвалась Алла, — он был бы поистине великолепен!
— Она об этом еще пожалеет, — проговорила сквозь почти сомкнутые губы Илона.
Жаклин осталась на веранде одна. Она смотрела вслед уходившим, освещенным мутноватым светом фонарей. Уходили не просто люди, уходили частицы ее жизни. Ведь она сложилась так, а не иначе, именно из-за них. Каждый по-своему перевернул камешек в мозаике жизни Жаклин, и получилась картина…
«Скверная, скверная…» — прошептала она, выпуская из розово-лиловых губ густой сигаретный дым.
Хлопнули дверцы машин, мягко заурчали моторы… все уехали… она осталась одна… опять одна…
Словно окаменев, глядя в темноту сада, произнесла с отстраненностью — будто и не она, а кто-то другой — из улетевшего в вечность Серебряного века:
«Плохо им, хорошо ли… но они вместе!.. Вместе!..» — закинув голову, беззвучно проговорила Жаклин, и луна осветила ее искаженное злобой и отчаянием лицо.
Ночная тишина вздрогнула шелестом листвы, словно робко посоветовала: «Не делай этого!»
Но Жаклин, цепкими пальцами обхватив бокал с коктейлем, не услышала легкого говора листьев.
_____
ГЛАВА 8
В полумраке машины тихо звучала музыка. Алла закрыла глаза.
— Ну что, все напрасно? — сидя за рулем, нарушил молчание Алекс. — Я хорошо знаю Жаклин…
— Слишком! — ядовито заметила Алла.
Алекс безразлично пожал плечами.
— Чего, собственно, ты так опасаешься? Ну, напишет она обо мне что-то фривольное, скандальное… Ну что еще может написать женщина, которую оставил любовник?..
— Надо быть более разборчивым и знать, с кем связываться! — продолжала отпускать меткие замечания Алла.
— О! Вот тут ты права!.. — вздохнул Алекс. — Но ведь ты сама женщина и понимаешь, что вас очень трудно предугадать. Я и так, по сравнению с другими, более преуспел в этом. Какую жену себе выбрал, — игриво взглянув на нее, заключил он.
Алла улыбнулась.
Когда они познакомились, Алекс был высокопоставленным чиновником в сфере искусства. В их встрече, несомненно, было нечто мистическое. Потому что все случившееся не должно было произойти. Что-то нарушилось в четком движении судьбоносных сил, и дороги Алекса и Аллы пересеклись, хотя должны были пройти параллельно.
Алла — высокая, красивая шатенка, бухгалтер одного драматического театра на юге России.
Провинциальный театр — сосредоточение соннодуховной жизни города: актеры — гении, гибнущие на «алтаре алкоголя», с лицами, изъеденными гримом, жалкая бутафория и стойкий запах пыли… И вдруг эту отупляющую тишину с какой-то великолепной грубостью нарушил прибывший из столицы молодой режиссер. Он сотворил чудо: разбудил сонное царство, заставил двигаться, а главное, думать. «Гении» забыли о бутылке, а кто не смог, закрыл за собой дверь.
Тогда двадцатичетырехлетняя Алла полными вселенского восторга глазами смотрела на молодого режиссера. Он не ставил «Короля Лира», а высекал огонь из актеров, заставляя их переживать страсти средневековой Англии как свои собственные. Результатом стало приглашение на театральный фестиваль в Москву. Весь театр, подобно чеховским сестрам, с надеждой смотрел вдаль и повторял: «В Москву! В Москву!..» Казалось, после фестиваля прежнее сонное существование уже будет невозможным. Московский ветер наполнит паруса, и театр помчится вперед…
Все это было прекрасно, но режиссер не обращал никакого внимания на Аллу, как она ни покачивала бедрами, как ни окутывала его тонкими духами, подавая на подпись бумаги. Он пленился какой-то худющей с ногами-спичками семнадцатилетней девицей, грезившей о театре и славе.
Но Алла решила не сдаваться. Она взяла отпуск и тоже отправилась на фестиваль. В день спектакля Алла сильно волновалась, словно ей самой предстояло выйти на сцену. Она находилась за кулисами до третьего звонка, затем спустилась в зал. Украдкой поглядывая на лица сидевших рядом, она тревожно пыталась уловить их настроение.
Первое действие прошло отлично: был взят нужный темп, и накал средневековых страстей предстал не покрытым бутафорской пылью, а заставил задуматься: что же изменилось за это время в людских сердцах? Неужели они точно так же бьются ради власти и золота, неужели доброта и порядочность такие же редкие явления, как и пятьсот лет назад? Первый акт закончился.