– Я не знал, могут ли у меня быть дети.
Подняв брови, Рей пробормотал:
– Очень романтично.
– Означает ли это, что ты отчасти инопланетянка? – шепнула Рианнон.
Смех Маримар больше походил на рыдание.
– Пена звала меня, но я не мог прийти к ней из страха, что Боливар раскроет нашу тайну. И все же она прорвалась и сделала дверь на дне озера в Четырех Реках. Моя сияющая, прекрасная Пена. Она пыталась доплыть до меня, а я знал, что, если ей отвечу, Боливар причинит вам зло, причинит зло всем вам.
– Ты все равно потерпел неудачу, – резко отозвалась Маримар.
– Я пытался с ним бороться, – возразил Лазаро. – Я был заперт здесь сорок восемь лет, но он держал меня в плену гораздо дольше. Я безмерно устал.
– Что нам делать? – спросила Рианнон.
– Уходить! – сказал Рей, когда комната затряслась сильнее. Кость у него в руке вспыхнула, и он уронил ее на землю.
– Уходите, – согласился Лазаро.
Маримар прижала руки к стене, сквозь которую они прошли, но та не поддавалась. Закрыв глаза, она попросила показать ей выход. Земля загрохотала под ногами, казалось, она падает с большой высоты. Таран громыхнул еще ближе.
Она почувствовала жжение в кармане, где лежала последняя косточка Изабеллы.
– Есть один способ, – сказал Лазаро; его глаза встретились с глазами Маримар, а затем с лучом света, льющимся с потолка. – Ты можешь проложить путь, используя свой волшебный дар.
– Я пытаюсь, но у меня не получается, – ответила она.
Лазаро вытянул руки. Жемчужные отметины на его коже образовали узор из созвездий, таких далеких, что человеческий глаз не в силах был их разглядеть. Она провела рукой по своей коже, прослеживая тот же узор из темных родинок.
– Этот дар передала тебе не Орхидея. Он мой. Ты мое дитя. У тебя есть собственная сила, Маримар.
Третья, и последняя кость пальца Изабеллы Буэнасуэрте вспыхнула ярким пламенем. В комнате воцарилась тишина. Затем раздался резкий звук шагов по камню, ритмичное постукивание трости. Рианнон вцепилась в Маримар и Рея. Боливар Лондоньо III был жив и извещал о своем приближении.
– Покажись, – приказала Маримар.
Из стены напротив вышел старик в темно-синем бархатном костюме. Кожа на его лице обвисла, словно оплавленная свеча, но Боливар злобно ухмылялся. В его слишком ярких голубых глазах было что-то дьявольское.
– Ты так мечтаешь, дорогая, о воссоединении нашей семьи, – произнес глубокий бесплотный голос. – Я давно приготовил эту ловушку для моей Орхидеи, но вы трое тоже пока сойдете.
Его рука метнулась вперед, подобно гадюке. Маримар услышала крики людей, которых она любила, ее отца, который в очередной раз не мог ее спасти. Кулак Боливара сомкнулся на цветочном бутоне у нее на шее и вырвал его с корнем.
32. Человек, сделанный из ненадежных вещей
Маримар часто возвращалась мыслями к одному воспоминанию о матери. В нем не было ничего особенного или волшебного, просто еще один холодный октябрьский день в долине, наполненный сказками, которые, как она полагала, были волшебными. Пена Монтойя любила осень, потому что плоды, рожденные в садах, тогда были слаще на вкус. Маримар полагала, что на вкус они такие же, как всегда, но, возможно, ее мать чувствовала разницу. В этом воспоминании Пена с каждым разом становилась все более красивой, все более неземной, словно оно превращалось в одну из историй Орхидеи, защитниками которых были стрекозы, хранителями – деревья. Даже Джеймсон, neé[53] Габо, который присматривал за домом и семейством Монтойя, именно потому был бессмертен. Все их Маримар принимала за чистую монету, за легенду своей семьи. Но когда мать рассказывала ей историю о потайной двери на дне озера, ведущей в другие миры, Маримар с сомнением качала головой. Однако мать стояла на своем.
– Там, под слоем ила, под стаями серебристых рыб, – говорила Пена, – за пещерой угрей есть дверь, ведущая в другие миры, даже в дальние просторы космоса.
Маримар пыталась записать рассказы матери и бабушки, но на бумаге слова теряли смысл. Потому ли, что она перестала в них верить? Отказалась от них или от собственных способностей? В конце концов, вера подобна стеклу – однажды разбитую веру можно собрать по кусочкам, но трещины останутся навсегда.
Теперь, в потайной комнате, в часовне Святой Анны, душа и тело Маримар были разбиты. Она чувствовала, что истекает кровью. У нее пересохло в горле от крика. Она не ощущала ни собственных конечностей, ни пола под ногами, ни связи, которая на миг возникла, когда она зарылась пальцами в кишащую червями землю. Дар Орхидеи исчез. Рей с Рианнон будут следующими. Только мысль о них заставляла ее разум преодолевать боль, и она сосредоточилась на ярком белом свете за своими веками.