Облизав потрескавшиеся губы, она нашла в себе мужество взять отца за руку.
– Куда ты отправишься?
Он улыбнулся, и она обнаружила, что у них одинаковая кривая усмешка. И просто посмотрел наверх.
Прошли часы, и Орхидея начала таять в воздухе, Лазаро и Маримар присоединились к остальным. Живая Звезда и Божественная Орхидея встретились лицом к лицу после стольких лет разлуки. Им не хватало слов, чтобы выразить мысли. Их судьбы переплелись теснее, чем корни деревьев, и этого было довольно. Порой молчание красноречивей слов.
Когда они превратились в призмы света, в небе засияли тысячи падающих звезд. Люди за пределами долины, не знавшие о чудесах той ночи, назвали бы это предзнаменованием, правительственным заговором, концом света, божьим благословением.
Для Маримар это было просто прощанием.
34. Сейчас
Маримар записала все, как ей давно хотелось. Сначала в блокноте появилось несколько строк. Затем слова стали океаном.
На несколько месяцев после метеоритного дождя Монтойя остались в доме. Маримар даже не противилась тому, что Рей забывал восполнить выпитое вино из погреба, а Хуан Луис с Гастоном предпочитали сочинять свои песни среди ночи, когда даже звери в долине умолкали.
Tía Сильвия и Энрике проводили время в основном на кухне. Ему хотелось узнать все старые рецепты своей матери. Хотелось научиться тому, чего он был лишен всю жизнь. Долину больше никогда не поразит проклятие тишины, уж они об этом позаботятся.
Раз в месяц, в третью четверть луны, все собирались на ужин. Даже призраки, даже Орхидея. Об их появлении долину оповещал Габо. После смерти Боливара хлопковое дерево ожило, рана в его сердцевине затянулась корой, на которой темнели шрамы. Верный синий петух, защищавший семью Монтойя и их долину, последовал за Орхидеей в загробный мир и, умерев в последний раз, воскрес как дух. Орхидея вернула ему его имя. Призрак Габо всегда появлялся первым, объявляя о прибытии остальных.
Дух Пенни прятал от близнецов медиаторы для гитары. Дядя Феликс парил под потолком вместе с Пеной, в то время как Парча курила вместе с Мартином сигары, оставленные на алтаре. Однако Орхидею можно было увидеть только в мягком кресле у камина, она потягивала виски, пока Рианнон играла с Педрито у ее ног. Роза Рианнон непрерывно меняла цвет, а девочка непрерывно болтала со стрекозами, птицами и оленями, неотлучно следовавшими за ней. В конце концов позвонили родители Майка, чтобы узнать, как поживает их внучка, но ее удочерила Маримар. Маримар рассказывала ей те же самые истории, которые слышали в детстве их матери. Рей научил ее рисовать, ругаться и находить потайные двери. Энрике – просить прощения. Калеб-младший преподавал ей науку о растениях. Эрнеста объяснила классификацию рыб, не водившихся в их долине, но у семейства Монтойя была привычка не обращать внимания на возможность или невозможность. Когда дом наполнялся гостями, Маримар задавалась вопросом, может ли так быть всегда. Но так по людям и скучают. Ты хочешь быть с ними, тоскуешь без них, забываешь о них. Затем ты снова хочешь быть с ними.
– Ты думаешь, они на самом деле здесь? – спросил Рей, накрывая на стол.
На его щеке был мазок краски. Иногда Маримар задавалась вопросом, не было ли на ее кузене больше краски, чем на холсте, но он был артистом.
– Не знаю. Не думаю, что это важно.
Она коснулась лепестков орхидеи у шеи. Она не знала, к какому виду принадлежит цветок, и продолжала рыться в фотографиях четырех тысяч видов орхидей, растущих в Эквадоре. Она не слишком надеялась, что ее поиски увенчаются успехом, если цветок был создан специально для нее. Его лепестки были черными как смоль, с красной каймой, а сердцевина – мерцающей белой. Крошечные зеленые шипы тянулись вдоль ее ключиц.
– ¡A comer! – крикнула tía Сильвия из коридора. Обеденный стол, который соорудили Энрике и Калеб-младший, вмещал всех Монтойя, прошлых, настоящих и будущих. В центре сгрудились миски с рисом, чечевицей, красным луком и томатной сальсой, пернил[55] с хрустящей корочкой. Золотые монеты плантанов и миска картофеля фри для Рианнон.
Маримар подняла глаза на Орхидею, сидевшую во главе стола. Она знала, что так будет не всегда. Знала, что они станут ссориться, уходить и возвращаться снова. Знала, что они всегда будут немного бояться темноты, тишины и одиночества, но долина изменилась вместе с ними.
Иногда Маримар тоже нужно было выходить из дома. Она испытывала пределы своего дара, унаследованного от отца. Размышляла о том, из чего она сделана: из плоти и крови, шипов и соли, синяков и обещаний, дыхания Вселенной. Маримар Монтойя улетала в неизвестность, но всегда, всегда знала, как вернуться домой.