– Почему меня не удивляет, что ты знаешь?
– Я только хочу сказать, что ты сделал прекрасную вещь. – Она посмотрела в свой стакан, потом на него. Он чуть не подпрыгнул, когда глаза ее стали молочно-серыми, а затем кофейно-черными. – Почему ты выбрал эту фотографию?
Этого Рей не помнил, но он вспомнил другое. Он шел пешком домой с последнего дня занятий и зашел в Метрополитен. Он заплатил за вход доллар, потому что ему нужно было пописать, а там туалеты были чище, чем в парке. Он хотел войти и тут же выйти, но ничего не мог с собой поделать. Подошел к зеркальному бассейну перед Храмом Дендура и уставился на пенни в воде, и, хотя это было невозможно, он заметил свой, яркий, полный надежды и неистраченный. По дороге домой он зашел в магазин художественных принадлежностей, купил наугад холст, кисти и краски, обливаясь пóтом, будто шел домой собирать бомбу.
Но что касается того, почему Рей выбрал эту фотографию… Он сделал большой глоток и облизал губы. Почесал внутреннюю сторону запястья и широко улыбнулся бабушке.
– Ты как-то рассказывала нам историю о том, как поймала речное чудище. Наверное, эта история навсегда со мной.
Она улыбнулась, и ее морщины стали глубже.
– Оно не чудище. Чудища похожи на нас. Оно пережило меня, и что из этого следует?
– То, что мне нужно еще выпить.
Она протянула руку и схватила его за запястье. Рука была похожа на грубую, складчатую кору. На одном из стеблей, торчавших из ее запястья, из почек появились розовые лепестки.
– Нарисуй мне еще одну.
Он покачал головой, и его сердце сжалось, словно в тисках.
– Твое сердце в ловушке, и так оно освободится. Со мной было то же самое. Вот почему… Для меня уже слишком поздно, а для тебя нет.
– Mamá…
– Обещай, mi niño.
– Нарисую, – пообещал он. – Нарисую.
Рей почувствовал облегчение, когда в гостиную вбежала Пенни.
– Мама говорит, что ты должен зажечь свечи, потому что ты куришь всякую porquería[23].
– Как мило, – пробормотал он, но вытащил металлическую зажигалку из заднего кармана. Неужели нужно столько свечей? Он зажег их одну за другой, проходя вдоль обеденного стола, потом зажег свечи на подоконниках.
– Не забудь про алтарь, – сказала Орхидея.
Рей зажег свечи и там. Алтарь немного изменился. Там стало еще больше семейных фотографий. Обычно там выставляют фотографии умерших, но у Орхидеи на нем были собраны фото всех членов семьи. Старые полароидные снимки, новые глянцевые, проявленные в аптеке, портреты выпускников рядом с маленькими портретами цвета сепии людей, которых он не узнал. Его внимание привлек билет. Рей стоял перед этим алтарем миллион раз. Он помнил расположение каждой безделушки. Новыми были объявление о свадьбе Татинелли, реклама Калеба-младшего в журнале «Вог» и этот билет. Прямоугольный и как из старого театра. Краска выцвела, но он разобрал слово «Феерическая». И восьмиконечную звезду.
«Интересно, где Маримар?» – подумал он.
Но тут раздался боевой клич tía Сильвии.
– ¡A comer![24] Не заставляйте меня искать вас.
Tío Феликс и его жена Рейна принесли жареного поросенка, остальные – миски со свежей сальсой, посыпанной кинзой. От запаха ají[25] с другого конца стола глаза Рея заслезились. Башни из patacones и maduros[26]. Гора arroz con gandules[27]. Жареная маниока, сложенная, как башня Дженга. Camarones apanados[28]. Авокадо, готовые к нарезке.
Один за другим Монтойя занимали свои места. Они похвалили Пенни за то, как она накрыла на стол, и отругали близнецов за то, что они спрятали Габо. Но их тут же простили, милых мальчиков-подростков с приятными улыбками. В ближайшие годы эти улыбки доставят им множество неприятностей и с женщинами, и с мужчинами.
Рей хотел пойти сменить пластинку, но был втянут в беседу с мужем tía Сильвии Фредерико по поводу налогов, которая была такой же дивной, как гомофобная тирада, которой Фредерико разразился на Рождество. Эрнеста пыталась убедить Калеба-младшего, что тот разбогатеет, если сумеет синтезировать запах океана. Татинелли, держа Майка за руку и поглаживая живот, рассказывала историю своей беременности тете Сильвии, которая с беспокойством оценивала размер живота племянницы, будто срок был уже куда больше, чем шесть месяцев, о которых говорила Тати. Пенни прошептала маме, что слышала, что это Рей нарисовал портрет их бабушки, висящий над камином. Внезапно они принялись его фотографировать. А tío Феликс достал свою свадебную фотографию.