Они промчались сквозь туннель. На заднем сиденье Майк спал, но остальные словно обрели второе дыхание. Когда машина выехала с противоположной стороны туннеля, город ожил в лучах восходящего солнца.
– Кто это? – Рианнон указала на памятник двум индейцам внутри кольцевой развязки. Мужчина держал в одной руке копье, а другую положил на спину обнаженной по пояс женщины с ребенком на руках. У ног их, как гигантский домашний кот, устроился ягуар.
– Гуаяс и Киль, – объяснила Ана Крус. – Они правили в этих местах. Мой отец говорил, что они из королевской семьи инков, но в школе нас учили, что они индейцы уанкавилька. Они сражались и с инками, и с испанцами. Легенда гласит, что Гуаяс предпочел смерть плену и сначала убил Киль, а потом себя, и что в их честь был назван наш город, но существует множество версий этой истории. Невозможно сказать, что в них правда, а что вымысел.
– Очень романтично, правда? – произнес Рей.
– Папе бы понравилось. А это река Орхидеи? – Татинелли перекричала звуки гудков и шум ветра.
– Не совсем. Один из ее рукавов… Река Гуаяс пересекает побережье в нескольких местах. Старый район Орхидеи – лишь крошечная его часть.
Рей глубоко вздохнул и обернулся.
– Вдохновляйся, Маримар.
Та бросила на него свирепый взгляд. С тех пор как она закончила колледж и поселилась в Четырех Реках, она не написала ни строчки. Рей это знал и все еще подталкивал ее к творчеству.
– Сильвия сказала, что у вас очень творческая семья. Ты художник, ее сыновья музыканты. Все мои братья и сестры стали просто инженерами, как мой отец. Когда появилась я, никому не было до меня дела, и я стала воспитательницей в детском саду.
– Твои родители еще живы? – спросил Рей. – Бабушка до самой смерти совершенно ничего о них не говорила.
– Нет, оба умерли пару лет назад. Жаль, что мамы больше нет. Она часто рассказывала мне о сестре. Досадно, что после побега Орхидеи они так и не увиделись.
– Э-э, прошу прощения, – Рей чуть не подавился смехом. – Мы говорим об одном и том же человеке?
– Ну и что, что она сбежала? – тихо спросила Татинелли. – Разве Тати и Маримар не сделали то же самое?
Ана Крус встретилась с ней взглядом в зеркале заднего вида.
– Ты многого не знаешь о твоей бабушке, моей сестре. И я многого не знаю. Я расскажу вам все, что смогу.
Гуаякиль раскинулся перед ними. На улицах, как, впрочем, и в центре города, пахло выхлопными газами. Дороги проходили одна над другой, образуя этажи путепроводов. Тут и там мелькали яркие фрески со сценами из индейской, африканской и испанской истории, лежавшей в основе страны. Попадались фрески, призывающие к миру и свободе. Фрески с лозунгом: ¡Primero Ecuador![33] Они мчались мимо красивых домов с красными черепичными крышами и ухоженными садами, киосков с мороженым и людей, совершающих ранние пробежки по паркам. Затем, через несколько улиц, они встретили проститутку на высоких каблуках, которая, задрав платье, присела, чтобы помочиться на тротуар. Через несколько виражей показались новые лестницы и современные жилые дома.
Круто развернувшись, Ана Крус подъехала к контрольно-пропускному пункту службы безопасности у подножия холма. Помахав круглому охраннику, пившему кофе, она повела микроавтобус вверх по улице, такой крутой, что каждый раз, когда она переключала передачу, машина начинала съезжать назад.
Когда они наконец доехали, Маримар с опаской оглядела дом. Орхидея сбежала от Буэнасуэрте, и вот все они здесь, распаковывают чемоданы.
Дом был двухэтажным. С крышей в испанском стиле из красной глиняной черепицы и с кремовой цементной стеной, похоже – свежевыкрашенной. Верх стены, окружавшей дом, был утыкан острыми пиками. Ана Крус объяснила, что это защита от воров. Уродливые острия прикрывали побеги винограда и нежные розовые цветы. Дверь гаража выходила в небольшой внутренний двор. Там стояли статуя ангела и дерево с поникшими ветвями. «Вспоминали ли об Орхидее другие обитатели дома?» – подумала Маримар.
– Здесь жила Орхидея? – спросил Рей.
Ана Крус покачала головой и полезла в сумочку за ключами.
– Нет, она жила в нашем старом доме в Ла-Атарасане, где мы выросли. С этим районом происходят печальные события, но такова жизнь. Я рада, что вы увидите дом до того, как его снесут.