– А ты хочешь принадлежать только себе?
– Естественно. Здесь отдача стопроцентная: сколько я в саму себя вложу, столько и назад получу, а вот любя кого-то другого, неизвестно, что получишь в ответ!»
Правда, тогда, когда мы с ней этак лениво препарировали мечту человечества – идеальную любовь, Ушастый в нашем офисе ещё не появился. И я не знала, что столь циничное отношение Ольги к области высоких чувств – следствие глубокого разочарования в них, полученное благодаря именно Алексею Кононову.
Под окном засигналила машина. Я вышла на балкон и глянула вниз. Так и думала, что это будет черный «форд».
Бойко лежал в отдельной палате, и у дверей её дежурил охранник. Человек, который меня сюда сопровождал, надел белый халат и мне протянул такой же:
– Наденьте. Мы обещали медикам соблюдать их правила.
Он открыл передо мной дверь палаты, и с бьющимся сердцем я переступила порог.
Лицо умирающего покрывала восковая бледность, изменившая Бойко до неузнаваемости. Лежи он в общей палате, я, наверное, не сразу отыскала бы его среди других больных.
Мой сопровождающий склонился над ним:
– Александр Игнатович, Кирееву доставили.
Тот с видимым усилием приподнял веки.
– Пригласили!.. Сколько можно вас учить… Сплошная хунта, а не сотрудники… Оставь нас одних.
Человек беспрекословно подчинился. Бойко некоторое время молчал, потом тихо произнес:
– Садись поближе, мне трудно громко говорить.
Я подвинула стул совсем близко и склонилась к нему, но услышала совсем не то, что ожидала.
– Какая красавица была Липа!.. Когда она решила тут остаться, я следом помчался. Не мог жить без неё. А она Мишке хотела доказать, что и без него обойдётся…
Какому Мишке? Постойте, я же что-то такое слышала от матери. Как она говорила отцу: «А что Мишка? Первая любовь. У кого она кончается чем-то серьёзным?.. Нет, я, конечно, не спорю, бывают случаи, но в основном она проходит, оставляя лишь легкую грусть. Как корь в детстве. Я думала, Липа переболеет и выздоровеет, а у нее опять рецидив…»
Родители беседовали, не обращая на меня внимания, а у меня, выходит, память сохранила их разговор. Значит, в жизни тётки Олимпиады был некто, кто не ответил на её чувство, а своё она так через годы и пронесла.
– …Ко мне снизошла. Только ненадолго её хватило. Без любви-то трудно… Конечно, мне бы на другой жениться, детей иметь, семью… Но я так и не смог никого представить на этом месте, кроме неё. «Да, люди в здешней стороне, она – к нему, а он – ко мне…»1
Александр Игнатович что-то процитировал, вроде знакомое, но я так и не смогла вспомнить.
– В конце концов, мы с ней друзьями остались. Но и только…
– Вам, наверное, вредно так много говорить?
Он попытался улыбнуться:
– Мне вредно жить. Не перебивай… О чём я говорил?
– О том, что вы с тетей Липой друзьями остались.
– Остались. Липа говорила: давай забудем то, что было. Она-то забыла, а я так и не смог… От себя не убежишь, не стоит и пытаться… Ты у меня ничего не хочешь спросить?..
Сама не знаю, откуда вдруг выплыло воспоминание: плачущий Ленька с перевязанной головой, тоскующий по неведомой Таньке.
– Вы не знаете Лёньку?.. Леонида… – Я вдруг поняла, что не имею представления о том, какая у него фамилия, и запнулась от собственного вопроса. – Его девушка пропала. Таня. Говорили, что последний раз видели её с Вирусом… с Германом…
– Ну ты и спросила! – Лицо Бойко напряглось; он опять хотел засмеяться, но смог лишь шевельнуть губами. – Вся в тётку… Проститутка она, Танька…
Я было подумала, что неизвестная Танька чем-то насолила Александру Игнатовичу, вот он и обзывает ее нехорошим словом.
– Я говорю, проститутка она. В Стамбуле. На заработки поехала. Герман ей с загранпаспортом помогал. Небескорыстно, конечно. Лёнька – дурак. Меджнун!
Я поразилась. Тот, кого я считала тупым бандитом, поминал героя поэмы Навои «Лейли и Меджнун»! А Бойко зашептал, заговорил снова:
– От тебя вопросов не дождёшься. Тогда я сам… Я тебе один из магазинов оставил. В Ивлеве.
– Нет! – испуганно отшатнулась я.
Мало мне было хлопот с домом, а тут ещё магазин!
– Возьми. Он чистый. Мой первый. Всё до копейки я на него заработал. Шувалов поможет, с поставщиками сведёт. Ты не слушай, что о нём говорят. Он мужик порядочный. Настоящий. Сейчас таких мало…
Он опять замолчал, но я ждала, понимала, что Александр Игнатович собирается с силами.
– Липа говорила… Да я и сам вижу… Ты умная, у тебя получится… Не жалко, в хорошие руки… А дом отдай кому-нибудь… Он тёплый, дом-то. В нем должна семья жить. С детьми.