Так что теперь я двадцатичетырёхлетний капитан военного корабля — лучше любого, на который я мог бы рассчитывать на нашем флоте. Конечно, он дан мне на время, но дома я бы ещё очень долго не смог командовать таким кораблём. В течение недели я приступлю к своим обязанностям, и так же быстро приведут в порядок мой дом. Я видел его — у него длинная, очень широкая веранда, рядом роскошный сад, абрикосовые деревья и т. д., которые только что зацвели, большой холл, передняя комната 18х15, 13-тиметровый потолок. Задняя комната ещё больше, с куполообразной стеклянной крышей, там я собираюсь поставить полку с цветами. Правительство предоставило дом с кроватью, столами, стульями, сервантами, креслами и кухонной плитой. В комнате есть камин, но он мне не нужен. Зимой тут есть снег и лёд, но термометр никогда не показывает температуру ниже нуля. Мне дают посуду. Мне дают двух слуг и повара. Для начала я ограничусь только одним слугой и поваром — их плата от 4 до 5,50 долларов в месяц, и это очень мало. Я неплохо устроился, как ты считаешь? Я прошу тебя упаковать в ящики и прислать мне мои книги по артиллерийскому делу, топографии, морскому делу, математике, астрономии, алгебре, геометрии, тригонометрии, коническим сечениям, исчислению, механике и вообще все мои книги, а заодно прислать любые фотографии и т. д., потому что у меня нет ничего, связанного с тобой, с папой, с семьёй (включая Кэрри).
А ведь я вовремя здесь появился. Ещё неделя, и было бы уже поздно. Мои средства иссякали, скоро у меня ничего бы не осталось. Американский консул, генерал Бромли очень доволен. Переводчик говорит, что всё это из-за правильного поведения во время интервью с наместником.
У меня будет возможность поехать в Пекин и на тигриную охоту в Монголию, но сейчас я собираюсь учиться, работать и выбивать из этих мандаринов повышение. Я единственный инструктор по морскому и артиллерийскому делу, поэтому должен знать всё, и практику, и теорию. Это пойдёт мне на пользу. Если бы кто-нибудь донёс до министра, что здесь я приобрету большой профессиональный опыт — больший, чем смог бы приобрести на корабле, — я согласился бы служить на нашем флоте за половину или за четверть платы. Или вообще без платы, лишь бы мне сохранили звание.
Я ещё напишу об этом. Всех люблю».
Характерно, что в одном и том же письме Макгиффин объявляет о поступлении на иностранную службу и планирует вернуться в свою страну. Эта надежда никогда не оставляла его. Во всех его последующих письмах вы найдёте эту ностальгию по палубе американского корабля. Один раз в Конгрессе рассматривался закон о восстановлении всех обманутых выпускников. Макгиффин часто упоминал его как «наш закон». «Он может пройти, — писал он, — но я устал надеяться. Я так долго надеюсь. И если он пройдёт, — добавил он с тревогой, — то, возможно, будет назначен ограниченный срок для возвращения, поэтому сообщите мне о нём так быстро, как сможете, чтобы я не опоздал». Но закон не прошёл, и Макгиффин так и не вернулся в тот флот, из которого его уволили. Он жил в Тяньцзине и учил курсантов производить топографическую съёмку. Почти все офицеры, которые участвовали в Японо-китайской войне, были его учениками. Когда флот увеличился, Макгиффин занял более важную должность. Он получил ещё больше мексиканских долларов, ещё больше слуг, большой дом и знаки отличия разнообразных расцветок, а взамен создал в Китае современный военно-морской колледж по образцу американского. В ту эпоху и в Китае, и в Японии было много таких иностранных советников. Сегодня в Японии остался только один наш человек — достопочтенный Г. У. Деннисон из министерства иностранных дел, а в Китае нет никого. Из всех советников никто не служил своим нанимателям так верно, как Макгиффин. Когда все остальные официально грабили жителей и правительство, когда шантаж и взятки были признаны честным приработком, Макгиффин оставался чист. Снаряды, купленные им для правительства, не были заряжены чёрным песком, а винтовки — железными трубками. Раз в год, на ужин в День благодарения он приглашал тех китайских офицеров, которые хоть что-то знали об Америке. Это было важное событие, и чтобы насладиться участием в нём, офицеры приезжали из Порт-Артура, Шанхая и Гонконга. Офицеры так хотели отдать дань уважения усилиям хозяина, что перед ежегодным ужином ничего не ели в течение двадцати четырёх часов.
Десять лет Макгиффин служил военным инженером и преподавателем артиллерийского и морского дела и давал в море практическое уроки по управлению современными кораблями. В 1894 году он подал прошение об увольнении, и оно было принято. Но до того, как он успел уехать домой, была объявлена война с Японией, и он отозвал прошение. Он был назначен помощником командира на военный корабль «Чжэньюань», который имел водоизмещение семь тысяч тонн и принадлежал к тому же типу, что и «Динъюань» — флагманский корабль адмирала Дина Жучана[127] В памятный день 17 сентября 1894 года произошла битва при Ялу, в которой китайский флот получил такой удар, что прекратил своё существование.