Британский офицер сказал, что если Уокер и его люди сдадутся ему, то их отправят в США как пленников, а если они не сдадутся, то он будет бомбардировать город. В это время генерал Альварес и его семьсот гондурасцев окружили Трухильо с суши и приготовились нападать. Против таких сил, окруживших его и с моря, и с суши, Уокер был бессилен и решил бежать. Той же ночью он с семьюдесятью людьми оставил город и двинулся в сторону Никарагуа. «Икарус», взяв Альвареса на борт, пустился в погоню. Салмон обнаружил президента Никарагуа в индейской рыбацкой деревушке и отправил на берег шлюпку с требованием сдаться. Уходя из Трухильо, Уокер был вынужден бросить боеприпасы, кроме тридцати патронов на человека, и всю еду, кроме двух бочек с сухарями. На побережье континента нет места более нездорового, чем Гондурас, и когда англичанин пришёл в рыбацкую деревушку, он увидел, что люди Уокера лежат в пальмовых хижинах, охваченные лихорадкой, не имея сил сражаться с британскими матросами, с которыми они даже не ссорились. Уокер уточнил у Салмона, просил ли тот его сдаться британским войскам или же гондурасским, и Салмон дважды «явно и определённо» уверил, что войскам Его Величества. После таких слов Уокер и его люди сложили оружие и взошли на борт «Икаруса». Но по прибытии в Трухильо, несмотря на их протесты и требование британского суда, Салмон передал пленников гондурасскому генералу. Как сейчас потомки Салмона оправдывают его поступок, я не знаю.
Может быть, они уклоняются от этой темы, и версию Салмона мы никогда не услышим, что, пожалуй, несправедливо. Но факт остаётся фактом: он передал своих белых братьев на милость полу-индейцам, полу-неграм, дикарям, которые не были союзниками Великобритании и распри которых были не важны для Великобритании. И Салмон сделал так, зная, что исход может быть только один. Если же он не знал, то его глупость равняется его бессердечности. Салмон хотел использовать своё влияние, чтобы ходатайствовать о помиловании лидера и его верного последователя, полковника Рудлера из знаменитой Фаланги, если Уокер попросит об этом как американский гражданин. Но Уокер, уважая страну, за которую он сражался и жители которой отдали ему свои голоса, отказался спасать жизнь именем той страны, в которой родился и которая его оскорбила и отвергла.
Пути трёх флибустьерских экспедиций Уокера
Даже на пороге смерти, брошенный на полоске земли среди ярких кораллов и зловонных болот, окружённый только врагами, он остался верен своим идеалам.
В тридцать семь жизнь так приятна, многое ещё кажется возможным, и если бы жизнь Уокера была пощажена, он бы увидел более великие завоевания, новый Никарагуанский канал, сеть железных дорог, огромную эскадру торговых судов и самого себя императором Центральной Америки. Но молодой человек с золотыми галунами мог оказать эту услугу только при том условии, если Уокер обратится к нему как американец. Ему было недостаточно того, что Уокер был человеком. Уокера такое условие не устраивало.
«Президент Никарагуа, — сказал он, — это гражданин Никарагуа».
На рассвете его вывели на песчаный пляж, и когда священник поднял крест, он обратился к своим палачам, просто и серьёзно: «Я умираю как католик. Я был неправ, что пошёл на вас войной по приглашению жителей Роатана[162]. Я прошу у вас прощения. Я со смирением принимаю своё наказание. Я бы хотел думать, что моя смерть станет добром для общества».
Три солдата выстрелили в него с расстояния в двадцать футов, но, хотя каждый выстрел попал в цель, Уокер остался жив. Поэтому сержант наклонился и из пистолета добил человека, который мог бы сделать его жителем империи рабовладельцев.
Если бы Уокер прожил ещё четыре года и применил бы свои способности на полях Гражданской войны, я думаю, он занял бы место в ряду величайших военачальников Америки.
И только потому, что люди его собственной эпохи уничтожили Уокера, нет причин, почему мы должны умалчивать об этом гениальном американце, величайшем из всех флибустьеров.