А. Ф. БРИТИКОВ
Книга первая
НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Санкт-Петербург
Пользуюсь случаем выразить сердечную признательность и благодарность всем, кто во время долгой работы над этими книгами поддерживал меня морально и материально. Особая благодарность за постоянное внимание и неоценимую помощь редактору этого издания Леониду Эллиевичу Смирнову, сотрудникам библиотеки Института русской литературы (Пушкинского Дома), Нине Александровне Колобовой, Татьяне Игоревне Черниковой и моему первому спонсору Андрею Викторовичу Яковлеву.
К.Бритикова
13 декабря 2005 года
А. Ф. БРИТИКОВ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
(1917-1991 годы)
Книга первая
НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА - ОСОБЫЙ РОД ИСКУССТВА
Издание второе, исправленное
Творческий центр "Борей-Арт"
Санкт-Петербург
2005
ББК 83.3
Б 87
© А.Бритиков, 1970, 2005
ISBN 5-7187-0627-1
Содержание
Ханойская башня (вместо предисловия) (А.Балабуха)...5
Введение......................................................................... 13
Страницы предыстории................................................. 28
Время "Аэлиты"............................................................... 55
"Создадим советскую научную фантастику"................... 93
Поиски и потери...........................................................119
После войны...............................................................155
Великое Кольцо..........................................................188
Дорога в сто парсеков..............................................227
Указатель имен..............................................................303
Анатолий Федорович Бритиков
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (1917-1991 годы)
Книга первая. Научная фантастика - особый род искусства
Ответственный редактор Леонид Смирнов
Технический редактор Константа Росс Домино
Компьютерный набор Александры Стариковой
Оригинал-макет Леонида Смирнова
Творческий Центр "Борей-Арт"
191104, Санкт-Петербург, Литейный пр., 58
Тираж 100 экз.
Ханойская башня (вместо предисловия)
1
Ну какие тут могут быть предисловия? И вообще-то критика критики - пожалуй, слишком уж изысканная область, наподобие тех "отражений в отражениях отражений", кои поминал в своем восхитительном рассказе "Сны - личное дело каждого" Айзек Азимов. Но Бог с ним, с жанром, - в иных случаях он, возможно, вполне уместен. Каюсь, и сам принес ему дань: моим (и жалостным, как теперь посмотреть) дебютом в критике стала опубликованная в октябрьском номере "Звезды" за 1970 год рецензия на бритиковский "Русский советский научно-фантастический роман"[1]. Теперь, тридцать два года спустя, круг, похоже, замыкается... Но это так, a propos... А вот вопрос остается: зачем этой книге предисловие, если ее и без того предваряет памятный темно-синий том, ставший событием для всех, кто хоть в малой мере интересовался фантастикой? который, сколь ни банально это звучит, по выходе в свет мгновенно стал библиографической редкостью? Откидываешь обложку - и словно из пресловутого сосуда с джинном, сгущаясь, воскуряется дымок, а в нем, вербальном облаке этом, будто в туманном шаре Аэлиты, рисуются картины истории отечественной НФ, от зарождения и до послеоттепельного упадка.
И все-таки кое-что сказать, наверное, стоит. Ибо бритиковский труд - итог жизни, исследований, размышлений человека, которого среди нас уже нет, но о ком хочется и вспомнить, и поговорить; чья монография заставляет шевелиться извилины и наводит на мысли, которыми хочется поделиться.
2
Понятия не имею, с чего молодой еще литературовед, только-только с блеском защитивший кандидатскую диссертацию по творчеству Шолхова, взял да и обратил интересы к научной фантастике - реприманд, прямо скажем, неожиданный. Почему-то мы с Анатолием Федоровичем ни разу речи об этом не заводили - и не оттого, что не проявил я должного интереса к старшему коллеге, другу, соавтору и учителю: просто говорить о литературе (или - об истории; или - обо многом и многом другом) ему всегда было интереснее, нежели о себе. Лишь однажды он мимоходом заметил, что в ефремовской "Туманности Андромеды" почувствовал шолоховский эпический размах... Но вряд ли дело только в этом. Думаю, еще и поманило то отроческо-юношеское увлечение, которого в поколении, разгуливавшем по улицам не с наушниками плеера, а с книжкой, не миновал ни один уважающий себя мальчишка. Недаром же к обиходным в тридцатые-сороковые авторам: Жюлю Верну и Эдгару Берроузу, Андре Лори или Гастону Леру, Александру Богданову, Алексею Толстому или Александру Беляеву - на всю жизнь сохранил Бритиков отношение поистине трепетное (хотя и не безудержно-восторженное, разумеется, а приправленное - в меру заслуг - должной долей иронии)
Впрочем, существенны не только (а порою - и не столько) причины; немаловажны также обстоятельства и следствия. Обстоятельства же были весьма и весьма грустными. Академическое литературоведение (как, впрочем, и почитающая себя высоколобой критика) до фантастики со своих заоблачных высот не снисходила: маргинальная де область, массовая, мол, культура... Да, существует она в своем бдительно охраняемом гетто, но выйти из него практически невозможно, ибо на всякого вошедшего туда мигом ставится несмываемое клеймо. Всерьез относились к НФ лишь читатели, каковых, разумеется, всегда хватало, да, пожалуй, недреманное государево око... Так что для серьезного ученого сделать фантастику областью своих исследований означало на практике неизбежную необходимость распрощаться с надеждой на скорое восхождение по ступеням академической карьеры. Бритиков рискнул. Он - единственный в стране! - умудрился сделать исследование отечественной НФ своей официальной научной темой в Институте русской литературы АН СССР, хотя добиться этого было весьма непросто. И, сложись жизнь чуть иначе, того и гляди прорвал бы блокаду и защитил на этом материале докторскую[2]. Увы, судьбы людские, подобно всякой истории, сослагательного наклонения, как известно, не ведают.
Мало того, что обращение к фантастике было шагом смелым, - оно еще и требовало освоения непомерного объема материала. Да, конечно, в отечестве нашем фантастику при всем желании не назовешь обильно издаваемым жанром - эта ситуация резко изменилась лишь в последнее десятилетие. Но все-таки каждый год приносил от нескольких книг до нескольких десятков. А теперь - помножьте это на сто с лишним лет. А вдобавок учтите, что иные из оных книг раритетны, их не сыщешь ни в БАН'е, ни в Публичной библиотеке, ни в иных первостатейных книгохранилищах - лишь у пламенных коллекционеров, кои над своими сокровищами трепещут и зачастую никому их не только не дают - даже не показывают. (Знавал я в начале семидесятых одного такого: набив книгами очередной шкаф, он намертво заклеивал створки - для вящей сохранности и во избежание соблазна взять какую-нибудь из книг даже в собственные руки; что уж тут говорить о передаче в чужие!) Как Бритиков управился с этой задачей, причем в срок если и не короткий, то вполне обозримый - по сей день остается для меня загадкой и свидетельством поистине фантастической работоспособности. Но так или иначе, а в семидесятом году итог был явлен миру - и книга эта по сей день остается непревзойденным курсом истории отечественной научной фантастики[3].
Любопытная деталь. Обширную библиографию, которой должен был быть оснащен том, взялся предоставить один из популярных тогда критиков НФ Борис Ляпунов. Увы, при ближайшем ознакомлении оказалось, что там ляп на ляпе, и едва ли не каждую позицию надо выверять и исправлять, а заодно - исключать и дополнять. Адов труд! Причем первоначальным замыслом и сроками никоим образом не предусмотренный. Но и он был исполнен. И притом библиография так и вышла за подписью Ляпунова - Анатолий Федорович наотрез отказался обозначить себя хотя бы соавтором... Комментарии излишни.
1
Для тех, кто по случайности запамятовал: хотя заглавие и обещает исключительно исследование большой формы, в монографии находится достаточно места и для разговора о малой, поскольку для фантастики она является если и не преобладающей и определяющей (так бывало далеко не всегда, хотя и такие периоды выделить можно), то уж всяко достаточно значимой.
2
В шестидесятые годы и кандидатская-то была защищена лишь одна, да и то потому, что соискателем был индиец Кулдиб Сингх Дхингра. В начале семидесятых число удвоилось - на этот раз стараниями казаха Абдул-Хамида Мархабаева. Не исключено, конечно, что кого-то я по неведению упустил, но дерзну утверждать: в любом случае для подсчета на пальцах второй руки не понадобится.
3
Употребление именно этого термина следует оговорить особо: Бритиков изначально отсек все сказочное, притчевое, метафорическое, символическое, фантасмагорическое, фэнтезийное, ибо в противном случае границы оконтуриваемого пространства непозволительно размывались, тогда как материал становился и вовсе неохватен. Однако если говоришь, к примеру, о "Собачьем сердце" или "Роковых яйцах" Михаила Булгакова, не обойдешь ведь вниманием и "Мастера и Маргариту"... Так что разграничение оказалось до некоторой степени условным.