Выбрать главу

Здесь необходимо обратить внимание на тот факт, что Ш. М. Шукуров в своей монографии[2] поднял иконографические, иконологические и концептуальные проблемы формирования храмового образа. «Следует учитывать, — считает Ш. М. Шукуров, — что все культуры авраамического цикла обладали универсальным для них набором топосов. То, что было выдвинуто ветхозаветными нормами храмового сознания на первый план, могло стать реалией храмовой теологии и вновь актуализироваться»[3] в христианской теменологии.

В книге мы неоднократно будем обращаться к теме канона в архитектуре. Эта тема изначально является принципиальным условием культового искусства как такового. Она возникла из взаимоотношения иконографии и теменологии[4] сакрального пространства, следствием чего является реконструкция логики топологического[5] сближения двух констант храмового сознания — категории канона и храмового зодчества.

Законы гармонизации и образно-числовые каноны выступают в качестве сквозных универсалий культуры. Присутствие в библейской традиции такого явления, как числовой символизм, неизбежно связанный с символизмом пропорций, легло в основу разработки главной гипотезы этой работы, что позволяет теоретически реконструировать приемы организации пространства храма, характерные как для библейского, восточнохристианского, так и для древнерусского мировосприятия.

Мы рассмотрим систему сакральных числовых комплексов как изначальных канонических установок, лежащих в основе искусства древнерусского храмостроения. Нами будет проведена реконструкция принципов древнерусской архитектуры методом раскрытия семантического смысла «именованного числа» и раскрытия смысла «числового канона».

Прикладная семантика числовых структур, применяемая в архитектурном мышлении русского сревневекового зодчего, приводит к раскрытию смысла и значения канона, который играет коммуникативную роль в традиции. Знаменательно, что средневековые тенденции западной культуры, Византии и Древней Руси проявляют синхронные явления, свидетельствующие о необходимости рассматривать феномены древнерусской архитектуры как целокупные со всем процессом бытования христианской культуры. В случае восприятия системы числовых символических констант, несущих в себе архаические черты универсальной метафизики, отмечается ее использование экзегезой Восточной и Западной христианской традицией. Эти константы представляет своего рода алгоритмы мышления древнерусского зодчего, нашедшие отражение в принципах пропорционирования древнерусской культовой архитектуры.

Структурированное числовыми кодами информационное поле храмового пространства, простиравшееся далеко за пределы самого храма, осуществлялось путем топологической рефлексии от числа к геометрической форме. Ритуальные правила, закономерная необходимость которых проявлялась в действовавшей народной традиции с хороводами, играми, свадьбами и похоронами, правилами перемещения в сакральном пространстве[6], энергией своего действия осуществляли актуализацию и возобновление вечных смыслов священного местопребывания. Однако без принятия тезиса о священном качестве науки храмостроения невозможно приблизиться к этим предметам, не рационализировав связанную с ними модель сознания, которая в основе своей носит иррациональную основу. Соответственно, храмовое пространство в совокупности всех осуществляемых в его поле действий и смыслов обретает значение и силу бытования духовного центра.

Мы раскроем значение сакрального числа для метрической традиции, используя метод включения местных национальных явлений в систему мировых тенденций. Это имеет определенное значение в контексте возведение и восстановление духовных центров, будь то храмы или монастырские комплексы, канонические принципы формообразования которых должны быть понятны современным зодчим. По сути, в этой связке мы обретаем топологическое сближение (по Ш. М. Шукурову) геометрии и пропорции, выраженной числом через понятие эйдического числа (схемы). У А. Ф. Лосева в определении топоса можно найти раскрытие и углубление смысла подобного сближения. А. Ф. Лосев отмечал, что Г. Контору принадлежит «учение об эйдической схеме, или, как он выражался, о множествах («menge», «mannigfaltigreit», «ensemble»), или об эйдических числах. Схема и есть эйдическое число, как бы идеальный контур вещи, рассмотренный с точки зрения взаимодействия ее частей или элементов»[7].

Семантика сакрального числа, определяемого посвящением культового объекта сакральному Образу, представляет собой метафизическую универсалию в реконструкции творческих принципов[8] искусства храмостроения Древней Руси и находит отражение в структуре формообразования древнерусских храмов. Этот взгляд представляет собой раскрытие концептуальных основ культового зодчества, которое естественно отнести, по сути своей, к категории сакральных искусств, сославшись на слова ученого-традиционалиста Р. Генона, который утверждал, что «в каждом традиционном обществе существовали «традиционные», «сакральные искусства». В качестве ярчайшего примера можно упомянуть искусство средневековых строителей, практическая деятельность которых предполагала еще и подлинное знание соответствующих традиционных наук»[9]. Среди коих мы можем упомянуть и алхимию, понимаемую в смысле интегральной дисциплины, собирающей в своем диапазоне глубинную суть всякого подлинного делания, именуемого «царским искусством». Зодческое искусство по праву может быть понимаемо в смысле осуществляемого алхимического процесса, от начала рождения концепции и до самого рождения нового здания-создания, в процессе которого творец проходит все этапы алхимической свадьбы и находит свой философский камень.

Следующим из намерений настоящего исследования была задача толкования обобщенной теоретической модели, отражающей элементы исторического мифа, Церковного Предания и адаптации этих идеальных представлений применительно к анализу структуры древнерусского храма. Это направление полезно в качестве творческого метода для работы в современном церковном проектировании, поскольку представляет собой теоретическую модель, которая отражает логику построения пространства на базе традиционных методов интерпретации смысла сакральных знаковых систем.

Главная опора используемого для этого тезиса метода исследования коренится в универсальной синергической парадигме сознания, фиксирующей единство научного и мифологического миропонимания, когда, с одной стороны, обнаруживается необходимость в разработке теоретической интерпретации мифологических представлений, а с другой — происходит обобщение научных представлений до уровня мифа. В результате обнаруживается синтез в виде традиционного знания, которое предполагает актуализацию старой парадигмы в новом качестве. Выбранный метод исследования подсказан мировоззрением средневекового человека, способным сложные научные постулаты репрезентировать в форме мифа и предания.

Методология интерпретации мифов достаточно разработана в современной науке. Наука, со своей стороны, также широко использует мифы — научные парадигмы, а свойство мифологического, метафорического отражения действительности — едва ли не единственный способ уловить и содержательно определить объекты высокой степени абстракции и обобщения. Мифометафорический тип постижения мира позволяет сводить воедино научные представления, задавать аналогии и ассоциации между разными системами понятий, формировать общее познавательное «поле» науки, выступая в качестве «эпистемологического доступа» к любому понятию. Итак, весьма продуктивно соединение научного и мифологического мышления, в котором интегрируются противоположности и формируется присущий человеческому сознанию психологический феномен отождествления двух элементов, которые при разновременном рассмотрении зачастую могут исключать друг друга.

вернуться

2

Ш. М. Шукуров подчеркнул, что «каждая отдельная вероисповедальная доктрина, отправляющаяся от своего Св. Писания, способствует утверждению комбинаторных особенностей, группировок и перегруппировок заданного топологического смысла. Важно при этом помнить, что возникновение своего эпистемологического поля в каждой отдельной религиозной культуре предусматривает акцентированную и разнообразную комбинацию топологических признаков, логику сопряжения форм и смыслов» (Шукуров Ш. М. Образ храма. М., 2002. С. 18, 19).

вернуться

3

Там же.

вернуться

4

Теменология, по словам А. Корбена, призвана заниматься не только храмовой теологией и философией, но прежде всего тем, что именуется Imago Tampli — образ Храма. Теменология свидетельствует об образе Храма как вместилище первосмыслов.

вернуться

5

Топология, по формулировке Аристотеля, как диалектический метод является способом «познания первых начал всякой науки»… Логика топологического развертывания позволяет судить о правилах и возможностях построения художественного высказывания, будь то литературное произведение, теологический или философский трактат, изобразительное или архитектурное повествование…

вернуться

6

Успенский Б. А. Крест и круг. Из истории христианской символики. М., 2006.

вернуться

7

Лосев А. Ф. Философия имени. М., 1990. С. 168.

вернуться

8

Опорным пунктом может стать размышление Климента Александрийского, в котором он определяет: «Что же является причиной для образа? Величие того лица, которое явилось первообразом для художника, чтобы оно было прославлено через его имя. Ведь хотя образ не аутентичен первообразу, Имя всякий раз дополняет то, чего недостает…» (Климент Александрийский. Строматы. Книги 1–7. СПб., 2003. УШ 28, 2–3).

вернуться

9

Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб., 2010. С. 203.