Пропорции основных векторов пространственной структуры составляют богатый материал для математических интерпретаций и теоретических гипотез. В свою очередь, историческая память доносит до наших дней канон как основу церковного откровения, чуда. Соответственно, разговор о каноне[36] всегда будет соприкасаться с областью «невидимого» и трансцендентного. Это, в свою очередь, дает возможность широкой творческой интерпретации установок канона в соответствии с языком конкретной эпохи.
Язык пропорций — это язык числа и аналогии, те средства, где связка «имя-образ» раскрывает свои начальные, а потому принципиальные свойства. На первичной фазе разработки концепции сакрального сооружения «имя-образ» может толковаться как общая и простейшая парадигма, сформированная как структура, предшествующая фазе индивидуализации архитектурного образа, а потому ей присущи черты универсальности или канона. Канон связан с рождением концепции в архитектурном творчестве, и этим объясняется его непосредственная близость числу, поэтому сохранением знаний о «началах» занята традиция, а форма сохранения традиции облечена в канон.
В контексте универсального сознания иератической культуры древности пропорциональный строй храмового пространства, основанный на символике числа, манифестирует устойчивые смысловые модели образа. Те синхронно возникают в текстах Священного Писания и Преданиях, летописях, исторических сказаниях.
Числовые универсалии определяли все области и уровни материально-практической и духовной деятельности человека.
Процесс христианизации не отменил архаичного отношения к числу как сакральному модусу мироустроения, всякий раз фиксируемому историческим мифом или религиозным преданием. Последнее представляет собой архаический способ трактовки числа как ноуменальной категории, в высшем своем проявлении отражающей священное имя.
В настоящее время произошло смешение представлений о различных значениях числа и меры. Утрачено деление чисел на три группы: 1) «вечные числа» высшей истины; 2) «числа красоты, искусства и творческого разума» и 3) преходящие числа природного материального мира. Тогда как именно эта структура в «науке о числе» позволяет выйти на четкие определения метрических принципов в архитектуре, не смешивая при этом результаты и вариации исследовательского подхода в структурно-пропорциональном анализе объектов культовой архитектуры. В зависимости от выбранного метода анализа обнаруживается определенная категория чисел, свидетельствующая о соответствующей смысловой нагруженности и как результат оперирующая всегда разной палитрой мер. Саму же меру необходимо отнести к третьей категории чисел и рассматривать ее в контексте данного исследования в качестве служебной, исторически подвижной переменной. В связи с таким разделением функций числа и меры и выделением меры в служебную функцию репродуктивного творческого процесса мера приобретает более четкое определение, условно трактуется как переменная модульная единица измерения, главная ценность которой — в антропоморфизме ее происхождения. Именно антропоморфизм меры является залогом гармонии и совершенства ее сочленений. Переменная имеет возможность быть зеркалом любого временного периода, любой традиции, поэтому как значение антропоморфной переменной всегда универсально. Это позволяет говорить о переменной мере как об одном из составляющих элементов суммы принципов формирования культового пространства.
Подводя итог сказанному, мы можем сделать определенные выводы: понятие канона пропорций в искусстве храмостроения мы можем рассматривать как результат дихотомии числа и меры; в теории пропорционирования выявлено главенствующее положение числа как неизменной традиционной ценности культурного наследия. Рассмотрены возможности моделирования внутри «числовой пропорции» путем применения «иерархически» соответствующего модуля — меры.
1.2. Число и геометрия
в художественно-эстетической теории
Знание о мире, его устроение со времен архаики наиболее адекватно осуществляется с помощью привлечения универсалий науки и искусства, которые известны широким массам под терминами числа и геометрии форм. Это, по существу, парадигмы человеческого сознания. Их универсальный язык стал основой теории изобразительного и образного символизма в зодческом искусстве.
Сакральные числа в космологичеких построениях древних культур и Средневековья являлись их центральным понятием и толковались как принцип всех вещей.
Пифагорейцы развили древнее учение о числах и придали ему философское обоснование. В основе представлений пифагорейцев лежало представление о числе как символической схеме различных стихий, сил, законов и вещей[37]. Пифагорейство в общем смысле может быть представлено как мистико-идеалистическое учение, существенно повлиявшее на духовную традицию и мировоззрение раннего христианства и средневекового неоплатонизма. Пифагорейская традиция, исторически трансформированная платонизмом, неопифагорейством, неоплатонизмом, а затем отчасти христианством, внесла существенные акценты в средневековую духовную традицию Запада и Востока. Для христианского мира эстетика неоплатонизма и неопифагорейства стала тем мостом, который соединил традиционные представления древности с новозаветной эстетикой.
Сакрализация числа, постулированная пифагорейцами, прочно бытовала в древних цивилизациях. Христианство подхватило эту традицию и увидело в числе универсальный символ. Родственные представления характерны для древнегреческой и восточной философий, в равной мере для Средневековья и натурфилософии Возрождения. Аналогичная тенденция наблюдается в истории древнерусской художественной культуры, и, в частности, в древнерусском зодчестве.
В пифагорейской системе представление о числе возведено в область геометрических конструкций. Именно это свойство числа, выраженное в возможности для чисел натурального ряда иметь тождественную геометрическую форму, дает обоснование для поиска семантической связи числа и формы в искусстве храмостроения. У Диогена Лаэртского после числового ряда следуют точки, линии и далее геометрические фигуры, представляющие логичный генезис от числа-идеи к форме и пространству. Подобная трактовка математического учения Пифагора возможна, если учесть, что геометрические фигуры — более формальные проявления идеальных и абстрактных чисел (см. Диоген Лаэртский, Гиерокл и др.). Порфирий в «Жизни Пифагора» пишет: «Числа Пифагора были символами, посредством которых он объяснял все идеи, касающиеся природы всего». Платон в «Тимее» и «Государстве» развивал эту же пифагорейскую теорию.
В неопифагорействе весьма характерно выражено выдвижение на первый план числа смысловой структуры Космоса. Числовой ряд от 1 до 10 описывает последовательные этапы сотворения Вселенной — от источника всего, Единицы, до рождения проявленного мира[38]. Именно идейная сторона Космоса характеризуется здесь в первую очередь математически, или, точнее сказать, арифметически. «Пифагорейство обращает основное свое внимание не на самые стихии, но на их оформление, на их арифметико-геометрическую структуру, которую они тут же соединяли с акустикой и астрономией, делая в них целые открытия и подчиняя музыке даже грамматику… Когда у Аристотеля и позднейших позитивистов мы находим высмеивание этой «мистики числа», то под таким высмеиванием кроется непонимание тех первых восторгов перед открытием числа, которые и вполне понятны и вполне простительны для тех, кто впервые столкнулся с числовой структурой действительности»[39]. В связи с этим напрашивается сравнение с традиционным толкованием образа храма в ортодоксальных вероисповеданиях, где идея смысловой структуры Космоса, выраженная гармоническими рядами чисел, передавалась через «чудесные» откровения о Небесном Городе, Скинии, переложенные на язык зодчества христианских храмов Византии, средневекового Запада и Древней Руси.
36
Применительно к архитектуре каноном представлена система трех основных направлений пространства.
39