В своих путешествиях по тропикам мне ни разу не довелось встретить ягуара. Поэтому сейчас очень хотелось, чтобы это был именно он.
Когда расстояние уменьшилось до сорока футов, я сообразил, что глаза видны из-за чащи морского винограда и, чтобы увидеть туловище животного, надо подойти поближе. Мысль о том, что наше приближение может насторожить зверя и заставит его убежать, напрягла мои нервы до предела. Я перестал красться и почти побежал, но тут фонарь запрыгал из стороны в сторону. Глаза куда-то исчезли. Остановившись, я медленно повел лучом вдоль чаши кустарника. Никого не было видно!
— Он убежал! — сказал Чепе. — Cabrón[123].
В отчаянии я бросился в кустарник — туда, где раньше сверкали глаза, и стал искать какую-либо возможность проникнуть внутрь. Вдруг луч фонаря нащупал длинный ход, ведущий в глубь кустарника. Но и там никого не было!
От огорчения я вновь почувствовал себя усталым. Надо было что-то предпринять, и я начал продираться сквозь заросли морского винограда, надеясь найти хотя бы след на песке. Какая-то ветка хлестнула меня по лицу, и я отшатнулся. В полумраке слева от себя я ощутил движение. Повернувшись, увидел пеструю завесу листьев и то, что находилось за ней. В десяти футах на фоне трепещущей листвы боком ко мне стоял ягуар. Пригнувшись для прыжка, он спокойно и пристально смотрел на меня.
Стоя беззвучно и неподвижно, я тщетно пытался дать знать находившемуся позади меня Чепе, что это tigre. Но я так и окаменел на месте и только пялил глаза на огромного золотистого кота, как бы впитывая в себя его облик. Ягуар мог исчезнуть через несколько секунд.
Я все больше и больше убеждался, что передо мной ягуар, а не оцелот, ибо черные пятна на шкуре образовывали розетки, а не глазки. Ho, все еще сомневаясь в правильности своего суждения, я для верности сопоставил высоту расположения плеча и ширину грудной клетки со стоящим позади молодым деревцем. Рассматривая мощные мышцы, не свойственные оцелоту, я перевел луч фонаря на крупную голову животного и окончательно убедился, что никакой оцелот не может сравниться с ягуаром по массивности и силе.
Вы вправе удивляться возникшим у меня сомнениям, поскольку известно, что ягуар достигает размеров бенгальского тигра и что даже небольшие ягуары Центральной Америки весят двести фунтов и более, а оцелот не превышает размеров собаки-сеттера. Но дело происходило ночью, когда тени листьев морского винограда, одинаковость черно-золотистой окраски обеих пород животных и контрастный свет охотничьего фонаря могли даже на десятифутовом расстоянии легко ввести в заблуждение. Я хотел быть уверенным потому, что передо мной находилось животное, которое я страстно желал увидеть, даже больше, чем все то, ради чего сюда приехал. Это был мой первый ягуар, и я хотел, чтобы он оставил в памяти заметный след.
Внезапно Чепе обнаружил причину моего молчания.
— Santa madre[124], — пробормотал он. — Tigre.
Резко нагнувшись, он схватил находившуюся у меня в руке паку и швырнул ее в темноту. Легкое движение и звук падения паки заставили tigre пригнуться еще на два дюйма. Я подумал, какими дураками мы бы оказались, если бы ягуар забрал добычу, которую мы у него перехватили.
Послышалось едва уловимое звяканье стали, и я понял, что Чепе достал из-за пояса нож-мачете. Я зашипел на него и погрозил пальцем, чтобы Чепе перестал шуметь, но тут же сам поднял множество звуков. Не отводя луча от головы ягуара, я нащупал мешок, висевший на плече Чепе, и снял его. Достав фотоаппарат, вынул из своего рюкзака фоторефлектор и стал на ощупь искать лампу. Во всем, что я делал, не было ни малейшего признака разума, но так же глупо вел себя и спокойно стоявший ягуар. Плохо повинующимися пальцами я ввинтил лампу и стал нащупывать замок футляра фотоаппарата. Луч фонаря я старался удерживать неподвижно. Обнаружив, где открывается футляр, я нажат на замок, и он с легким щелчком раскрылся. В это мгновение я увидел, как дрогнула голова зверя, и вдруг ее не стало — не сделав лишнего движения, он исчез, и там, где он только что так спокойно стоял, осталось пустое место. В десяти футах от нас ягуара мгновенно и целиком поглотила ночь, а Чепе и я остались одни.
— Qué barbaridad[125], — пробормотал Чепе, вкладывая в эту фразу все, что она только могла вместить. Через секунду он опустился на песок, вытащил из кармана сигарету и закурил. — Какая красивая шкура! Но какая зверская скотина!