Благочестие, четки, свой сан вы срамите,
Посох, святость одежд и тюрбан вы срамите.[124]
Если б шейх был псарем при собачьей ораве
И воспитывал псов, целой сворой их правя,
1430 И притом гнев небес был бы так же суров, —
Разве он обманулся бы в верности псов?
Те удрали б, другие бы рядом остались,
Вместе с ним, вопреки всем преградам, остались
И со злобой терзали б его лиходеев
Иль рыдали б по нем, вой печальный затеяв.
Человеку со псом не сравнится никак:
Там, где верность нужна, — люди хуже собак.
Ну а будь у вас храбрость и к делу раденье,
Были б совесть и малое хоть разуменье,
1435 Раз уж срок подошел быть такому несчастью,
Чтобы шейха та дева опутала страстью,
Каждый раз, как мученье ему подошло,
Вместе с ним вам терпеть нужно было бы зло.
Вы ж, в оплошности вашей свершив небреженье,
Сто бесчестий явили взамен отрешенья.
Разве жалкий хвастун зваться мужем достоин?
Кто ж хвалы в своем чванстве досужем достоин?»
Каждым словом, которым он стал отвечать,
К их устам прилагал он молчанья печать.
1440 И когда он укоров им высказал много,
Он добавил: «Безделье — делам не подмога».
И отправился в Рум он с намереньем смелым,
И пошел он к безбожным и гнусным пределам.
И мюриды решили с ним вместе идти,
Будь что будет — делить с ним невзгоды пути.
Вот уж долго бредут они чуждой страною,
Видят: шейх среди поля с оравой свиною.
И следа не осталось в нем веры — нимало,
Даже признаков разума — как не бывало.
1445 Как Меджнун, он в смятенье, оборван и пьян,
И сдружился с ним, видно, безумья дурман.
Смотрит — будто не знает, и — в сторону взглядом,
Отвернулся и взором блуждает за стадом.
Как увидел глава ходоков это дело,
Застонал он, и сердце его онемело.
И в тоске он облился потоками слез,
И, взглянувши на спутников, он произнес:
«Восхваленье воздайте творцу всеблагому,
Здесь не место теперь вам, ступайте-ка к дому.
1450 Шейх, достойный и мудрый, наставник искусный, —
Что с ним сделали козни любви его гнусной!»
И пошел он обратно и прямо—во храм,
В дом, где верный приют сокрушенным сердцам.
И в господней обители в праведном рвенье
День и ночь возносил он пред богом моленья.
Только он вознести мог молитвы и просьбы,
Чтобы шейху от скверны спастись довелось бы,
Потому что в тех помыслах верным он был,
Среди преданных мужем примерным он был.
1455 Он молился так долго— с тоской и терпеньем, —
Что господь снизошел к его горьким моленьям.
Как-то ночью, предавшись рыданьям обильным,
Стал от горестных слез он больным и бессильным.
А под утро совсем стал от немощи хвор:
Лишь откроет глаза — и смежается взор.
Видит: благостным светом окрестность залило
И из блеска сиянья явилось светило.
Да не солнце, а сто перед ним их явилось —
Сотня светочей, жаром палимых, явилось.
1460 То пророк всех пророков как вестник сошел,
Свет добра, Хашимидского рода посол.[125]
На лице его — светлой улыбки сиянье,
На устах его — речи живящей журчанье.
И увидел тот муж кладезь тайн пред собою,
И простерся он ниц со смиренной мольбою:
«Ты в высотах пророчеств всех сильных сильней,
Не лишай ты заблудших подмоги своей!
Мне несчастья мои объяснять нету нужды:
Ведь известны они тебе все и не чужды!»
1465 И сказал шах пророков стоблагостным ладом:
«Да цветут упованья твои вертоградом!
Верным помыслам, добрым стремленьям — хвала!
И высоким твоим побужденьям — хвала!
Ты такую покорность явил и смиренье,
Что творец милосерден к тебе за терпенье.
И мольбам и смиренным рыданиям внял он,
И стенаньям твоим с состраданием внял он.
Тайнам божьего промысла в яви цвести,
И в степи отрешенья, на верном пути
1470 Всем взыскующим доля назначена строго:
От нее не спасет никакая подмога.
С шейхом вашим судьба поступила сурово,
Ведь никто не видал еще в жизни такого.
Бог спасенье послал от напастей твоих,
Славь творца, ты спасен от несчастий твоих!
Много мук претерпел ты — за эти лишенья
Бог тебе милосердие шлет в избавленье».
вернуться
125
...Свет добра, Хашимидского рода посол. — Речь идет о Мухаммеде (см. примеч. к бейту 96), происходившем из рода Хашимидов.