2830 И взглянул он на башню, и гибельным стрелам —
Стрелам страсти душа его стала прицелом.
Его душу пронзил этих стрел ураган,
И оставил на теле он борозды ран.
И в державе души его смута вздымалась,
И для жизни угрозою люто вздымалась.
Мощь ушла от него, ум ему стал неведом,
Да и сам он за ними отправился следом.
И, до вечера в горе и муках дожив,
Он лежал обессилен — ни мертв и ни жив.
2835 Полог ночи простерся над ширью земною —
Разом тысячи стонов поднялись стеною.
До зари его стоны жестоко терзали,
Струи слез, как лавина потока, терзали.
И с поры, когда птицы вещали рассвет,
Бил себя он до ночи каменьями бед.
Две души поразила истома любовью,
Две страны не спаслись от разгрома любовью.
Дивный юноша, хоть и остался без сил он,
Но неправдой и правдой себя охранил он.
2840 А краса луноликая в горе была,
От любви — в истомлении хвори была.
Видит: руки слабеют в бессилии хвором,
И грозят ей любовные муки позором.
И когда без числа приключилось ей бедствий,
Видит — надо радеть о спасительном средстве.
И сказала она: «Не бывало вовек,
Чтобы средство от зла не сыскал человек».
Двух подруг она знала — ив дружбе примерных,
И в печалях и радостях стойких и верных.
2845 Обе в хитростях ловкой ухваткой известны,
В чудодействах веселой повадкой известны.
Так они наловчились в обмане лихом,
Что и муху сосватать могли со слоном.
Ведь не ведает муха, что выглядит малой,
Слон не знает своей толщины небывалой.
Были ведомы козни обеим плутовкам,
Как с любовью справляться в обмане преловком.
Та умела напевы извлечь из-под струн,
Эта пела, как ловкий в повадке певун.
2850 Как звучанье их саза и пения грянет —
Дивный звук даже с неба Венеру заманит![213]
Та могла звуком саза взять душу умело,
Эта — пеньем могла возвратить ее в тело.
Заиграют, бывало, застонут вдвоем —
Тут и муж разуменья простится с умом!
Страсть терзала ту деву с неведомой силой,
И она двух плутовок к себе пригласила.
И сказала она, и рыдая и плача,
Что случилось в любви у нее незадача, —
2855 Как сначала во сне к ней томленье пришло,
А потом наяву помраченье пришло,
Как в томленье по юноше хилою стала,
Как рыданье грозить ей могилою стало.
И сказала она: «Вы дружны и согласны,
Так не будьте к печали моей безучастны.
Ведь позорище сплетнею злой может стать,
От огня мое тело золой может стать.
От огня моего мне неволи не будет,
И от смерти самой даже боли не будет, —
2860 Нестерпимо мое посрамленье от сплетен,
Был доныне мой нрав благочестьем приметен.
Скорбь о чести отца меня сводит с ума,
Даже молвить об этом — я речью нема.
Он ведь шах, и величьем под стать небосводу,
Стыд и срам ему будет невиданный сроду.
Сто подобных мне сгинет — вовек не заметят,
Ведь былинку в бурлении рек не заметят.
Шаха так осрамить — нету силы во мне,
Я от этого горя страдаю вдвойне.
2865 Знайте: все я сказала, моля о защите,
Погубите меня или средство сыщите.
Своенравной была я, а стала смиренной,
Стал и тихим и кротким мой нрав дерзновенный.
Над моей неудачею сжальтесь, молю,
И рыдаю и плачу я, — сжальтесь, молю».
Как дошли до подруг эти крики и зовы,
Говорят они: «Жизнь положить мы готовы..
Мы найдем тебе средство, чтоб юноша гожий
Стал в любви тебе верной опорой-надежей.
2870 Ни один человек не узнает о том,
Даже сам он вовек не узнает о том.
День-другой потерпи-ка, простись с суматохой,
Не рыдай ежечасно, не ной и не охай!
Ты сокрыть это дело покоишь стремленье,
Ну и нами владеет такое ж стремленье».
И явилась надежда на счастье, и впредь
Луноликая слово дала потерпеть.
И плутовкам задуматься время настало,
И досталось хлопот и забот им немало.
2875 И они подружились с прекрасным влюбленным
И узнали о сердце, любовью спаленном.
Их обман и коварство и льстивая речь, .
Как добычу, беднягу сумели завлечь.
Словно мать и сестра, подольститься сумели
И сказали: «Тебе мы поможем в том деле.