И у всех там единый удел — преходящий,
Все там бренны, им вечности нет настоящей.
Море вспенится волнами, словно в причуду,
И кипение красок являет повсюду.
А смирится бурлящая пеной вода, —
И от бега тех волн не осталось следа!
Если мудрость присуща уму человека,
Ты познал, что вовек и навеки от века
2975 Все, что можно помыслить живым и живущим, —
Быль и небыль — лишь так воплощается в сущем.
Все — лишь бог, и сильней не бывало начал,
Все там бренно, бог вечен — начало начал.
Все в явлениях сущее — в воле господней,
Дали, в вечность грядущие, — в воле господней.
Кроме господа, все, что по сути — иное,
Хоть стократ напоить его влагой живою,
В отрешенности бренно, и нет перемен, —
Даже вечность — и та превращается в тлен.
ПРИТЧА
2980 Шейх Аббас мясником был в судьбе своей бренной,
Стал — вершиной времен, высоты :— несравненной.[219]
Он в степи отрешения шел год за годом,
Плоть свою изнуряя смертельным изводом.
Как-то был в ханаке он, и присные с ним, —
Были все на местах перед шейхом своим.[220]
В это время какой-то развязный детина
В ханаке оказался, вошедши без чина.
Он вошел — и к минбару походкой лихою,
И сказал: «Эй, народ, что пригрет ханакою!
2985 Хорошенько проникните в суть моих слов,
Принесите кувшин мне — с водой до краев.
Мне свершить омовенье надумалось что-то,
А потом опорожниться будет охота!» [221]
Славный муж, услыхав эту речь, молвил свите:
«Что ж, возьмите кувшин и воды принесите!»
И дервиш взял из лучших сосудов один
И, наполнив водой, тут же подал кувшин.
А невежда посуду разбил дорогую
И сказал: «Принеси поскорее другую!»
2990 И ему тут же дали другую посуду,
И опять он разбил дорогую посуду.
«Хорошо, — шейх промолвил, узрев эту прыть, —
Приносите, пока не устанет он бить!»
И камнями разбил он кувшинов немало,
Драгоценных осколков раскинув немало.
И взмолились тут люди из шейховой свиты:
«Все сосуды тобою уже перебиты!
В ханаке не осталось посуды иной,
Мы не можем тебе принести ни одной!»
2995 «Если нету кувшинов, — ответил он свите, —
Вы тогда вот что вашему шейху скажите:
Пусть он бороду даст мне свою, да живее,
И тогда я нужду свою справить сумею!»
Шейх, услышавши этот бесстыжий наказ,
Встрепенулся и к спорившим вышел тотчас.
«Молодец! В добрый час быть благому почину!
Впрямь, к чему борода худородному сыну!
Только ветер и треплет ее обалдело,
А теперь она хоть пригодится для дела!
3000 Вот ее для себя заприметил дервиш,
И в нужде она будет полезна, глядишь!» [222]
А у шейха была борода седовласа,
И ее оторвал он, да чуть не до мяса,
И под ноги тому греховоднику кинул,
На поживу безумцу-негоднику кинул.
И, узрев отрешенья подобного знак,
Тот, от глупых речей отступившись, обмяк.
И простерся во прахе у шейховых ног он,
И, ничком пав на землю, совсем изнемог он.
3005 Видя все это, праведный муж отрешенья
Своелюбьем не тешился ни на мгновенье.[223]
Сделать низкого праведным впредь он сумел,
Переделать на золото медь он сумел.
Кто не вышел из пут суеты пестроцветной,
Для того плод подобных деяний — запретный.
О Фани, испроси отрешенья у бога,
В отрешенье тебе будет в вечность дорога!
32 О ХОДЖЕ БАХАУДДИНЕ НАКШБАНДИ, ГОРЕВШЕМ В ИСТИННОМ ОТРЕШЕНИИ[224]
Был ходжа Накшбанди, муж благой и пригожий,
Шахом истинной веры и благости божьей.
3010 Основав в том пределе престол свой по праву,
В землях небытия он устроил державу.
Он свое естество — светлых истин предел —
В чем угодно на свете провидеть умел.
Прозревал он себя в своем мысленном взоре
В кипарисе и в розе, в колючке и в соре.
Как-то взором он встретился с мертвой собакой,
Жалок был ее вид' и без благости всякой.
И когда с той собакой сравнил он себя,
Умилился до слез он, в стенаньях скорбя.
3015 И сказал он: «Звать верным себя я не смею,
Не могу я себя даже сравнивать с нею.
вернуться
221
Мне свершить омовенье надумалось что-то, А потом опорожниться будет охота! — Имеется в виду ритуальное омовение (в данном случае — перед очищением желудка).
вернуться
223
Видя все это, праведный муж отрешенья Своелюбьем не тешился ни на мгновенье. — Отрешенье — см. примеч. к бейтам 153, 2492, 2501. Своелюбье — см. примеч. к бейту 153.
вернуться
224
Бахауддин Накшбанди (1318—1389).— знаменитый бухарский шейх, глава суфийского ордена Накшбанди, проповедовавшего крайний аскетизм и пантеистическую любовь ко всему живому.