Имя принцессы вспыхнуло робкой свечой в конфузящей тьме, и тут же требовательный, взволнованный голос зазвенел как набат в его бедной голове, ничего не понимающей, но кипящей дурными предчувствиями и неясными, но обжигающими позором воспоминаниями:
«Ты должен убить его! Немедленно! Белый Свет погибнет от его козней! Ты должен спасти нас всех! Кроме тебя некому! Быстрее же! Быстрее, быстрее!!! Ты же хочешь спасти свою Эссельте?!..»
Эссельте!
«Эссельте, Эссельте, Эссельте, ну же!..»— раздраженным эхом отозвался голос, и имя гвентянки, впечатанное мучительным стыдом в самую его душу, в ту же секунду из крошечного огонька превратилось в костер, ревущий, пылающий, пожирающий его смущение и неуверенность — и освещающий то, что ускользало раньше от его замороченного внимания.
Голос.
Спина.
Удар.
Падение.
Смерть…
«Скорей же, не мешкай, скорее, ты должен, бей же, сейчас,бей !!!..» —уже не кричал, но ревел голос, и противиться ему было невозможно, нереально, невыполнимо, несбыточно, никогда, ни за что, только слушать и слушаться, только выполнять, только поддаваться, только…
— Нет, нет, нет, нет, не-е-е-е-ет!!!..
Отброшенный кинжал со звоном упал на камни.
Люди, внезапно отпущенные сверхъестественным ужасом, в изнеможении рухнули, всхлипывая и задыхаясь.
Золотая сеть, раздавив защитный купол как скорлупу, сжалась вокруг Пожирателя Душ в плотный кокон, и еще плотнее, еще и еще…
Полубог, окутавшись зеленым пламенем, бросился на землю, и Адалет из своего транса охнул и вскрикнул: «Уйдет, опять уйдет, не успеем, быстрей!!!..»
Но не тут-то было. Если б сам Адалет, или калиф Шатт-аль-Шейха, или Вяз попытались пройти сквозь землю, результат оказался бы точь-в-точь таким же.
— Быстрее! — сжав кулаки и вытянув шеи, затаили дыхание уже все бойцы. — Быстрей!!!..
Еще несколько секунд безуспешных попыток Гаурдака и успешных — волшебного круга, и сеть сжалась, стиснула неистовствующего Пожирателя, вспыхнула золотым огнем, взметнувшимся к розовеющему утром небу, люди отшатнулись, бросились наземь, закрываясь от страшного жара…
А когда открыли глаза, то на том месте, где стоял Гаурдак, осталось лишь бесформенное черное пятно, а сеть расстилалась по плато, пульсируя мерно мягким золотистым светом.
— Он не ушел… — потрясенно выдохнул Ахмет.
— Не ушел! — радостно подтвердил отряг.
— Но почему? — недоуменно моргнул Иван.
— Потому что нам повезло! — расплылась в ухмылке Сенька.
— Нет, вам не повезло, — донесся до них брюзгливый мохеровый голос с места нелегкого упокоения Гаурдака. — Потому что счищать с меня эту пакость придется всем и не меньше суток.
— М…Масдай?.. — не веря своим ушам, вытаращил глаза Иванушка [257].
— Масда-а-а-а-а-ай!!! — в следующее мгновение к засыпанному шлаком, камнем, пеплом, грязью и Гаурдак еще знает, чем, ковру неслись все Наследники в полном составе и Сенька, и дружное «Масдай» гремело над плато не хуже традиционного «Ура».
И никто не заметил, как крупная бурая жаба пыталась уползти по острым осколкам камней, пока потерявший сознание Анчар не опустился на нее.
Кириана хватились сравнительно скоро.
Откричав, отобнимавшись и отцеловавшись со всеми подвернувшимися под руку товарищами по борьбе [258]на пике восторга и прочего ликования [259], Эссельте оглянулась по сторонам и тревожно нахмурилась.
— Он ведь только что был здесь?
— Кто был? — уточнил Иванушка, всё еще сияя как новый трехведерный самовар.
— Кириан.
— Кириан? Б-был… — царевич сдвинул брови, припоминая, не пал ли менестрель невзначай смертью если и не храбрых, то невезучих в последние минуты битвы и, не выкопав из памяти такого эпизода, уверенно кивнул: — Определенно был.
— Да я же помню, что был! — почти возмущенно воскликнула гвентянка. — До того, как нас скрутила эта жуть, он стоял рядом со мной, а когда всё кончилось… Когда всё кончилось, он куда-то подевался.
— Хм… — насупилась теперь и Серафима. — И куда?
Она окинула пытливым взглядом ровную теперь как стол поверхность плато, до края которого нужно было идти минут сорок [260], еще раз убедилась в полном отсутствии каких бы то ни было желающих проделать такой путь, и пожала плечами, сдаваясь.
— А пень его знает…
— Киря! — нашел самый быстрый и простой способ поиска и проорал отряг. — Эй, скальд! Скальда нашего не видали?
Атланы, хоть и не представляя, о ком идет речь, тем не менее усердно закрутили головами в поисках хоть кого-то, кто мог бы соответствовать их представлению об отряжском скальде. Но никого даже отдаленно похожего на седого длиннобородого старика с двуручным мечом в одной руке и кантеле в другой поблизости не обнаружилось. Единственный седобородый старик — маг-хранитель Адалет — спал в это время сном упившегося младенца в обществе своих коллег под заботливым крылом горного Змея: борьба с Пожирателем Душ — дело не пустяковое, и сил ни на что другое не оставляла. Второй Змей и два демона, утомленные не меньше своих коллег по волшебному кругу, мирно прикорнули рядышком. Но ни кантеле, ни мечей даже близко от них не было.
Новая идея посетила Амн-аль-Хасса, и он, подобрав оборванные полы бурнуса, отправился в обход вокруг спящих: может, хитроумный бард пристроился где-нибудь там, вдали от шума и суеты, и если не дрыхнет, то сочиняет очередную балладу по случаю, ибо случай без баллады подобен безалкогольной водке, как сказал премудрый Гарун аль-Марун.
Но ни за могучей кучкой, ни слева от нее, ни справа Кириана не оказалось тоже.
Увидев растерянную физиономию возвращавшегося калифа, Эссельте, бледная и встревоженная, с обрывком менестрелевой рубахи, залихватским тюрбаном намотанным вокруг головы, кинулась на поиски сама, расталкивая воинов и то и дело выкрикивая имя миннезингера. Через несколько секунд, сбиваясь с ног собственных и время от времени сбивая других, пропажу искали уже все. И даже Змиулания, пробужденная от дремы, приоткрыла один глаз из шести и обозрела им окрестности на предмет потерявшихся на ровном месте пиитов — хотя бы одного.
Пиитов, как она отчего-то и предполагала, в окрестностях не нашлось, но зато обнаружилось нечто маленькое и холодное под ее сложенным крылом.
Крыло удивленно приподнялось, утомленный взор Змеи встретился с крошечными глазками жабы… и все остальные очи моментально распахнулись, как створки ставней поутру.
— Ты человек?!
Жаба потупилась, и если бы анатомия позволяла, втянула бы голову в плечи.
— Что там? — шестое чувство волоком подтащило взбудораженную принцессу к Змее.
— Тут какая-то мерзкая магия… — нахмурилась Змиулания.
— Где?! — уловив лишь слова, но не их причину, Сенька с мечом в руке была тут как тут.
— Вот, — змеиное крыло осторожно выковыряло из-под змеиного же бока забившийся туда бурый комочек и предъявило на всеобщее обозрение и опознание.
— Откуда здесь лягуша? — недоуменно моргнула Сенька и тут же нашла единственно возможное объяснение. — Точно, колдовство. Причем мерзкое. И с бородавками. А ну-ка мы ее сейчас… — острие царевниного меча подплыло к остолбеневшему земноводному.
То схватилось лапками за грудь и хлопнулось в обморок — бледным пузечком и оранжевыми подгорловыми пятнышками к небу.
Точь-в-точь как человек.
Жаба…
Человек…
Жаба…
Человек…
Жаба…
Словно…
Недоброе подозрение вспыхнуло в душе принцессы, она расширила глаза и затрясла головой, отказываясь признать его реальность, в панике глянула на подругу — и в ее недоверчивом взгляде нашла подтверждение своим самым ужасным страхам.
— Не может быть… — белая, как все меловые копи Гвента, одними губами прошептала Эссельте.
— Киря?.. — растерянно вытянулось лицо Серафимы.
— Где Киря? — резко сменил курс пробегавший мимо отряг.
— Вот!.. — трясущимся пальцем гвентянка указала на слабо подрыгивающую лапками жабу, лежавшую на крыле Змиулании, словно на предметном столе натуралиста.
258
А так как товарищей по борьбе набралось с полусотни, и все они отчего-то желали обниматься и целоваться именно с принцессой, а не друг с другом и даже не с Наследниками, и если учесть, что некоторые подворачивались под эссельтину руку по второму и даже третьему заходу, то пик ликования не спадал очень и очень долго.
259
Товарищи по борьбе, попробовавшие проделать то же самое со второй девушкой на плато, от одного взгляда ее супруга быстро пришли к выводу, что лучше попытать счастья в объятьях девушки третьей.